Старшая школа. Больше она не была чистилищем, теперь она стала чистейшим адом. Мучения и огонь… да, я чувствовал и то, и другое.

Теперь я всё делал правильно. Все точки над «i» были расставлены. Никто не мог пожаловаться, что я уклонялся от обязательств.

Чтобы угодить Эсме и защитить остальных, я остался в Форксе. Вернулся к старому распорядку. Охотился не больше остальных. Каждый день ходил в школу и притворялся человеком. Каждый день внимательно прислушивался: не появилось ли что-нибудь новое о Калленах. Девушка ни словом не обмолвилась о своих подозрениях. Она просто повторяла одну и ту же историю – я стоял рядом с ней, а потом оттащил в сторону, – пока жадные слушатели не заскучали и не перестали просить подробностей. Никакой опасности не было. Мой опрометчивый поступок остался без последствий.

Для всех, кроме меня.

Я был непреклонен в своём решении изменить будущее. Для меня это стало не самой простой задачей, но иного варианта, с которым я смог бы смириться, не существовало.

Элис сказала, что у меня не хватит сил держаться подальше от девушки. Но я был твёрдо намерен доказать, что она ошибалась.

Мне казалось, что первый день станет самым сложным. К его концу я уверился, что так оно и было. Но я заблуждался.

Это терзало меня – знать, что я смогу обидеть девушку. Я утешал себя тем, что, по сравнению с моей, её боль будет не сильнее укола булавкой – ничтожными страданиями отверженного человека. Белла была простой смертной и осознавала, что я являюсь кем-то иным, кем-то злобным, кем-то пугающим. И если бы я отвернулся от неё, прикинувшись, будто её не существовало, она бы наверняка почувствовала не столько обиду, сколько облегчение.

- Здравствуй, Эдвард, – приветствовала она меня в первый день после той биологии. Голос звучал приятно и дружелюбно – совершенно иначе, чем при нашем последнем разговоре.

Почему? Что означала такая перемена? Она обо всём забыла? Решила, что сама всё напридумывала? Могла ли она простить меня за то, что я не сдержал обещания?

Вопросы жалили, заставляли выворачиваться наизнанку, подобно жажде, что атаковала меня при каждом вдохе.

Просто на миг посмотреть ей в глаза. Просто понять, смогу ли найти там ответы...

Нет. Я не мог позволить себе даже этого. Нет, если собирался изменить будущее.

Не отрывая взгляда от учительского стола, я едва-едва дёрнул подбородком в её сторону. Кивнул, а затем отвернулся обратно.

Больше она со мной не заговаривала.

В тот день, как только завершились занятия, и моему притворству пришёл конец, я, как и накануне, пробежал полпути до Сиэтла. Казалось, когда я летел над землёй, а всё вокруг превращалось в размытое зелёное пятно, у меня получалось чуть лучше справляться с ноющей болью.

Такая пробежка стала моей новой ежедневной привычкой.

Любил ли я эту девушку? Я так не считал. На тот момент нет. Но вспоминая мимолётные образы из пророчества Элис, я видел, как просто мне было бы влюбиться в Беллу. Подобно падению это не потребовало бы усилий. Запрет любить ее стал противоположностью падению: казалось, будто я рывок за рывком карабкался на вершину отвесной скалы, а сил было не больше, чем у простого смертного.

Прошло уже больше месяца, но с каждым днём становилось только труднее. Для меня это не имело значения: я всё ожидал, что преодолею это, что сопротивляться станет легче или, по крайней мере, привычнее. Должно быть, именно это имела в виду Элис, когда предрекала, что я не смогу держаться подальше от девушки. Она предвидела, что мои мучения станут только усиливаться.

Но я смогу с ними справиться.

Я не стану разрушать будущее Беллы. Если мне суждено было любить её, по крайней мере, я мог бы избегать с ней встреч.

Однако это становилось пределом моего терпения. Я мог притворяться, что не замечал её, и ни разу не посмотреть в её сторону. Мог притворяться, что она меня не интересовала. Но я продолжал ловить каждый её вздох, каждое слово.

Не имея возможности сам наблюдать за ней, я наблюдал посредством чужих глаз. Львиная доля моих мыслей крутилась вокруг неё, словно она стала центром их притяжения.

Достигнув самого дна ада, я распределил свои мучения по четырём категориям.

Первые две были для меня уже привычными. Её запах и безмолвие мыслей. Или, если бы, как и до́лжно, я говорил о себе, это были бы мои жажда и любопытство .

Жажда являлась самым примитивным из моих мучений. У меня вошло в привычку вообще не дышать на биологии. Разумеется, иногда приходилось делать исключения, к примеру, когда нужно было ответить на вопрос,а чтобы заговорить, требовался воздух. Всякий раз, когда я вдыхал рядом с девушкой, ощущения были точно такими, как и в тот первый день: пламя, неистовая потребность и бешеная ярость отчаянно стремились на волю. В подобные моменты было тяжело уцепиться даже за здравый смысл или выдержку. Как и в тот первый день, монстр во мне ревел, едва не вырываясь на поверхность.

Любопытство было самым неотвязным из моих мучений. Один вопрос не покидал моих мыслей: «О чём она сейчас думала?». Когда тихо вздыхала. Когда рассеянно накручивала на палец прядь волос. Когда с бόльшей, чем обычно, силой швыряла книги на стол. Когда с опозданием врывалась в кабинет. Когда нетерпеливо притопывала. Каждое движение, которое я улавливал краем глаза, становилось сводящей с ума тайной. Когда она разговаривала с кем-то из учеников-людей, я анализировал любое её слово, каждую интонацию. Высказывала ли она собственные мысли или то, что, по её мнению, следовало произнести? Часто казалось, что она старалась говорить то, что ожидали от неё собеседники, и это напоминало мне о моей семье и нашей иллюзорной дневной жизни, разве что у нас получалось лучше. Но зачем было носить маску ей? Она была одной из них – человеческим подростком.

Только… иногда она вела себя по-другому. Например, когда мистер Баннер объявил о групповом проекте по биологии. В его правилах было позволять ученикам самим выбирать себе партнёров. И, как это всегда происходило при подготовке групповых проектов, самые смелые и перспективные из учеников, Бет Доус и Николас Лагари, быстро пригласили меня присоединиться. Я пожал плечами в знак согласия. Они знали, что я прекрасно выполнил бы и свою, и их часть работы, если бы они оставили ту незавершённой.

Было неудивительно, что Майк объединился с Беллой. Но вот настоятельное требование Беллы относительно третьего участника – Тары Гальваз – для всех стало полной неожиданностью.

Обычно мистеру Баннеру самому приходилось подыскивать Таре группу. Поэтому, когда Белла, похлопав девушку по плечу, неловко поинтересовалась, не хочет ли она поработать вместе с ней и Майком, та выглядела, скорее, удивлённой, чем довольной.

- Мне всё равно, – ответила Тара.

Майк фыркнул, едва она успела вернуться на своё место:

- Она полная неудачница и ничего не сделает. Думаю, с биологией она пролетит.

Белла покачала головой и прошептала в ответ:

- Не бери в голову. Я наверстаю всё, что она упустит .

Майк всё не успокаивался:

- Зачем ты это сделала?

Вопрос, который, пусть и не таким тоном, до смерти хотелось задать и мне.

Тара действительно не справилась с биологией, и теперь мистер Баннер думал о ней, удивлённый и растроганный выбором Беллы:

«Никто никогда не давал этой девочке и шанса. Как это мило со стороны Беллы, она доброжелательнее большинства этих дикарей».

Неужели Белла заметила, что остальные ученики травили Тару? Учитывая застенчивость Беллы, кроме доброты я не находил другой причины, по которой она могла бы помочь девушке. Поразмыслив, сколько неудобств ей это причинило, я пришёл к выводу, что, вероятно, больше того, на что любой из присутствующих был бы готов пойти ради постороннего.

Учитывая познания Беллы в биологии, я подумал: что, если оценка за проект поможет Таре не провалиться хотя бы в этом году? Именно так всё и получилось.

А ещё как-то во время обеденного перерыва Джессика с Лорен принялись обсуждать, какое из мест на Земле могло бы возглавить их список желаний. Джессика выбрала Ямайку, но почувствовала себя проигравшей, стоило Лорен назвать Французскую Ривьеру. Подумывая о знаменитом квартале красных фонарей, в спор вместе с Амстердамом встрял Тайлер; подключились и остальные. Я с нетерпением ожидал решения Беллы, но прежде, чем Майк, которому нравился Рио, попросил ту ответить, Эрик с воодушевлением назвал Comic Con. Стол взорвался смехом.

- Ну что за ботан, – прошипела Лорен.

Джессика хихикнула:

- Вот уж точно!

Тайлер закатил глаза.

- У тебя никогда не будет подружки, – сообщил Эрику Майк.

В перепалку, говоря гораздо громче обычного, вступила Белла.

- Нет, это круто, – стала настаивать Белла. – Мне тоже хотелось бы там побывать.

Майк тут же пошёл на попятный:

- Я имею в виду, что некоторые костюмы могут быть клёвыми. Золотое бикини принцессы Леи. – «Следовало держать язык за зубами». [Примечание переводчика: в оригинальном тексте говорится о костюме «Рабыня Лея», англ. – Slave Leia, который известен нам как «Золотое бикини принцессы Леи», англ. – Princess Leia's bikini, он же наряд Леи Органы в исполнении Кэрри Фишер в фильме «Звёздные войны. Эпизод VI: Возвращение джедая», 1983 г.]

Джессика и Лорен обменялись хмурыми взглядами.

«Фу, и ты туда же», – подумала Лорен.

- Нам абсолютно точно следует поехать, – восхитился Беллой Эрик. – Я имею в виду, как только накопим. – «На Comic Con вместе с Беллой! Гораздо лучше, чем на Comic Con в одиночестве…»

Белла на секунду растерялась, но, скользнув взглядом по лицу Лорен, повысила ставки:

- Во-во, хорошо бы. Хотя, наверное, это очень дорого, так?

Когда Эрик начал сравнивать расходы на перелёт и отель с ночёвками в машине, Джессика и Лорен вернулись к своему разговору, а Майк с несчастным видом стал внимать беседе Эрика с Беллой.

- Как думаешь, это два или три дня пути? – спросил Эрик.

- Без понятия, – ответила Белла.

- Ну, сколько отсюда до Финикса?

- Можно добраться за пару суток, – уверила она, – если готов ехать по пятнадцать часов в день.

- Сан-Диего чуть-чуть ближе, правда?

Похоже, только я заметил, что на Беллу наконец-то снизошло озарение.

- Ну да, Сан-Диего точно ближе. Впрочем, всё равно уйдёт пара суток.

Было очевидно, что она даже не знала, где проводится Comic Con. Она вклинилась в разговор только потому, что хотела спасти Эрика от подколок. Продемонстрировала характер – я продолжал пополнять свой список, – однако у меня больше не было возможности узнать, каким стал бы её выбор. Майк тоже был недоволен, но, по-видимому, упустил из виду её истинные мотивы.

С ней часто случалось подобное. Она выходила за рамки привычного исключительно из-за кого-то другого: меняла тему, когда её смертные приятели становились излишне жестокими по отношению друг к друг; благодарила учителя за занятие, если тот выглядел подавленным; отказывалась от удобно расположенного шкафчика, только бы две лучшие подруги могли стать соседками; дарила свою особую улыбку тем, кто был расстроен, но никогда тем, кто пребывал в обычном расположении духа. То были мелочи, которые, казалось, не замечал никто из её знакомых или поклонников.

Благодаря всем этим мелочам я смог внести в свой список самую важную, самую показательную черту её характера – настолько очевидную, насколько и редкую. Белла была хорошей. Все остальные качества только приумножали это: добрая и скромная, бескорыстная и храбрая – она была целиком и полностью хорошей. И никто, кроме меня, не знал об этом. Хотя Майк, конечно, посматривал на неё почти так же часто, как и я.

И вот тут-то крылось самое неожиданное из моих мучений: Майк Ньютон. Кто бы мог предположить, что такой заурядный, занудный смертный может приводить в такую ярость? Говоря по справедливости, мне следовало испытывать к нему хотя бы немного благодарности. У него лучше, чем у других, получалось разговорить девушку. И хотя я так много узнал о ней из их бесед, то, что в этом мне содействовал Майк, тяготило меня. Мне не хотелось, чтобы он становился тем, кто раскрывал её секреты.

Выручало то, что он упускал из виду её тихие откровения, её незначительные оговорки. Он ничего о ней не знал. Он придумал себе Беллу, которой не существовало, – ничем не примечательную девушку, под стать ему самому. Он не подмечал бескорыстия и мужества, что отличали её от других людей, не чувствовал невероятную зрелость в её словах. Не замечал, когда она рассказывала о матери – с любовью, снисходительностью, лёгким весельем и отчаянной заботой – это звучало так, словно заботливый родитель говорил о своём ребёнке, а не наоборот. Не слышал терпения в её голосе, когда она изображала интерес к его путаным историям, и не видел скрывавшегося за этим участия.

Несмотря на все эти ценные находки, я так и не потеплел к мальчику. Из-за его отношения к Белле, словно та была его собственностью, я горячился не меньше, чем из-за его примитивных представлений о ней. Со временем он сделался только увереннее, поскольку решил, что она предпочитала его общество тем, кто представлялся ему соперниками: Тайлеру Кроули, Эрику Йорки и даже, бывало, мне. До того, как начиналась биология, он обычно присаживался на наш стол с её стороны и, воодушевлённый её улыбкой, принимался болтать. «Всего лишь учтивая улыбка», – заверял себя я, но тем не менее часто забавлялся, представляя, как после моего удара наотмашь он отлетает к стене в противоположном конце кабинета. Вероятно, это не нанесло бы ему непоправимого вреда…

Не то чтобы Майк часто думал обо мне, как о конкуренте. После аварии он беспокоился, что мы с Беллой могли бы сойтись на почве совместно пережитого, но, очевидно, это привело к обратному результату. В своё время его также тревожило, что среди прочих именно Беллу я выделил своим вниманием. Но после того, как я стал игнорировать её наравне со всеми, он расслабился и перестал видеть во мне угрозу.

О чём она сейчас думала? Поощряла ли его ухаживания?

И, наконец, последним, наиболее болезненным из моих мучений было безразличие Беллы. Как я игнорировал её, так и она игнорировала меня. Она больше ни разу не пробовала заговорить со мной. Насколько я знал, она вообще обо мне не думала.

Бывало, это сводило меня с ума или, что ещё хуже, подрывало мою решимость. Правда, временами она могла пристально смотреть на меня, как и раньше. Сам я этого не видел, поскольку не позволял себе даже мельком взглянуть на девушку, но поскольку все остальные по-прежнему опасались возможных проблем, связанных с её осведомлённостью, Элис регулярно предупреждала нас об этом.

То, что она иногда посматривала на меня издали, немного облегчало мои терзания. Но она, вероятно, просто задавалась вопросом, что за аномалией я был.

- Белла взглянет на Эдварда через минуту. Выглядите нормальными, – сказала Элис в один из мартовских вторников, и остальные исполнительно завертелись и заёрзали.

Я обратил внимание, насколько часто она обращала взор в мою сторону. Меня радовало, хотя и не должно было, что даже с течением времени её беглые взгляды не становились реже. Я не знал, что они значили, но чувствовал себя лучше.

Элис вздохнула:

«Как мне хочется…»

- Не лезь не в своё дело, Элис, – прошептал я. – Этого не произойдёт.

Она надула губы. Элис очень хотелось завязать с Беллой их напророченную дружбу. Странным образом она скучала по девушке, которую даже не знала.

«Признаю, ты превзошёл мои ожидания. Твоё будущее опять целиком и полностью запутано и бессмысленно. Надеюсь, ты счастлив».

- Для меня в этом есть смысл.

Она деликатно фыркнула.

Я постарался отключиться от неё, слишком раздраженный, чтобы поддерживать разговор. Я пребывал не в лучшем расположении духа, был взвинчен больше, чем показывал. Только Джаспер со своей уникальной способностью чувствовать чужие эмоции и воздействовать на них осознавал, насколько я был подавлен. Однако он не понимал причины моего душевного состояния и, поскольку в последние дни я постоянно находился в таком мрачном настроении, не обращал на это внимания.

Сегодняшний день обещал быть сложным. И, как повелось, сложнее предыдущего.

Майк Ньютон собирался пригласить Беллу на свидание.

Не за горами был танцевальный вечер, на который девушки звали парней, и он очень надеялся, что Белла выберет его. То, что она этого не сделала, пошатнуло его уверенность в себе. И сейчас он оказался в крайне неудобном положении – я наслаждался его затруднениями больше, чем следовало бы, – потому что только что был приглашён Джессикой Стэнли. Он не хотел отвечать «да», поскольку всё ещё рассчитывал, что Белла могла выбрать его (и подтвердить тем самым его преимущество перед другими потенциальными поклонниками), но не хотел говорить «нет», чтобы вообще не пропустить танцы. Джессика, которая была задета заминкой и догадывалась о её причинах, метала в Беллу убийственные взгляды. Мне снова машинально захотелось встать между ней и злобными мыслями Джессики. Теперь я лучше понимал свой порыв, но поскольку не мог ничего предпринять, только снова расстроился.

Подумать только, до чего дошло! Меня полностью поглотили мелкие, когда-то настолько презираемые мною школьные драмы.

Майк собирался с силами, пока сопровождал Беллу на биологию. Ожидая их появления, я прислушивался к его попыткам сделать над собой усилие. Мальчишка пал духом. Он умышленно дожидался танцевального вечера, страшась, что о его симпатии станет известно прежде, чем она покажет ему своё расположение. Он не хотел оказаться униженным её отказом, предпочитая, чтобы она первой сделала шаг.

Трус.

Снова он преспокойно, на правах близкого знакомства, уселся на наш стол, и я тут же вообразил себе грохот, кода его тело ударится о противоположную стену с силой, достаточной, чтобы переломать бόльшую его часть костей.

- Так вот, – уставившись в пол, сказал он девушке, – Джессика пригласила меня на весенние танцы.

- Здорово, – тут же с энтузиазмом откликнулась Белла. Пока парень обдумывал её слова, было сложно не улыбаться: он-то надеялся на беспокойство. – Желаю вам с Джессикой хорошо повеселиться.

Он попытался подобрать верный ответ.

- Ну... – заколебался он, едва не бросившись наутёк, однако всё-таки собрался и продолжил: – Я сказал, что должен подумать.

- Почему ты так сказал? – с настойчивостью спросила она. Голос прозвучал осуждающе, но в нём была и тень облегчения.

Что это значило? Внезапная сильная ярость заставила меня сжать кулаки.

Майк не заметил облегчения в её голосе. Его лицо вспыхнуло – так яростно, что я расценил это как открытое приглашение. Снова посмотрев в пол, он заговорил:

- Я подумал, что если бы... ну, что, если бы ты пригласила меня.

Белла замешкалась.

В тот же миг я увидел будущее яснее, чем когда-либо доводилось Элис.

Девушка могла бы сейчас ответить «да» или «нет» на так и не заданный Майком вопрос, но, так или иначе, в один прекрасный день кому-нибудь она обязательно скажет «да». Она была очаровательной и занятной, чего просто не могли не заметить и смертные мужчины. Выберет ли она кого-то из этой посредственной толпы или сначала вырвется из плена Форкса, но день, когда она скажет «да», обязательно наступит.

Как и предыдущий раз, я видел её жизнь: колледж, карьеру... любовь, брак. Видел, как она, ослепительно улыбаясь, с раскрасневшимся от счастья лицом, одетая в платье из тончайшей белой ткани,идёт под руку с отцом под звуки «Свадебного марша» Вагнера.

Страдание, которое я испытал, представляя себе её будущее, заставило меня вспомнить о му́ках обращения. Оно поглотило меня.

И не только страдание, но и неистовый гнев.

Тот лихорадочно искал себе выход. И хотя этот ничтожный, недостойный мальчишка, возможно, и не стал бы тем, кому Белла скажет «да», я горел желанием размозжить его череп голыми руками, чтобы он стал примером для каждого, кем бы тот ни был .

У меня никак не получалось осмыслить это чувство – хитросплетение из мучений, ярости, желания и отчаяния. Мне не приходилось ощущать ничего подобного, и я не мог подобрать ему определение.

- Майк, думаю, тебе следует ответить ей «да», – ласково сказала Белла.

Надежды Майка рухнули. И при других обстоятельствах – если бы не моя растерянность, вызванная отголосками боли и сожалением, – я сполна насладился бы этим.

Элис была права. Я оказался недостаточно силён.

Прямо сейчас она могла бы наблюдать, как будущее, вращаясь и скручиваясь, вновь искажалось. Порадовало бы это её?

- Ты успела кого-то пригласить? – мрачно осведомился Майк и с подозрением – впервые за много недель – взглянул на меня.

Я осознал, что выдал свой интерес, слегка наклонив голову в сторону Беллы.

Безумная зависть в его мыслях – зависть к тому, кого бы ни предпочла девушка, – помогла мне подобрать определение своему чувству.

Ревность.

- Нет, – со смешком в голосе сказала девушка, – я вообще не пойду на танцы.

Несмотря на все угрызения совести и гнев, после её слов меня накрыло волной облегчения. Было неправильным, даже опасным видеть в Майке и других смертных, интересующихся Беллой, соперников, но следовало признать: именно таковыми они и являлись.

- Почему нет? – решительно спросил Майк.

Меня так оскорбил его тон, что я едва сдержал рычание.

- Я уеду в Сиэтл в ту субботу, – ответила она.

Теперь, когда я намеревался получить все ответы, любопытство перестало терзать меня так, как раньше. Совсем скоро я нашёл бы причину только что услышанного откровения.

Тон Майка стал до неловкости вкрадчивым:

- Может, ты поедешь в другой выходной?

- Прости, нет, – перестала церемониться Белла. – Так что не заставляй Джесс ждать, это грубо.

Её беспокойство о чувствах Джессики раздуло огонь моей ревности. Неужели поездка в Сиэтл была просто поводом сказать «нет», и она отказалась исключительно из-за преданности подруге? Её самоотверженность вполне допускала подобный поступок. Неужели ей на самом деле хотелось сказать «да»? Или обе мои догадки были неверны? Неужели она успела увлечься кем-то другим?

- Ага, ты права, – пробормотал Майк; он настолько расклеился, что я почти его пожалел. Почти.

Он потупился, чем лишил меня возможности ментально наблюдать за ней.

Я не собирался больше терпеть.

И впервые за целый месяц повернулся, чтобы самому читать по её лицу. Позволив это себе, я испытал невероятное облегчение. Наверное, это как приложить лёд к только что полученному ожогу: боль внезапно ушла.

Её глаза были закрыты, ладони – прижаты к лицу.Плечи подались вперёд, словно она защищалась,Она слегка покачивала головой, будто пыталась избавиться от каких-то мыслей.

Расстроенная. Обворожительная.

Из состояния задумчивости её вывел голос мистера Баннера. Она медленно открыла глаза, возможно, почувствовав мой пристальный взгляд. Она посмотрела мне в глаза в полном недоумении – именно это озадаченное выражение мне никак не удавалось выкинуть из головы.

В эту секунду я не чувствовал ни мук совести, ни вины, ни гнева. Мне было известно, что они вернутся, и вернутся совсем скоро, но в это одно-единственное мгновение я испытал необъяснимое волнение. Словно победил, а не проиграл.

Она не отрывала взгляда, хотя я продолжал пялиться с неуместной настойчивостью, напрасно стараясь читать мысли в блестящих карих глазах. Те были полны вопросов, но не ответов.

Я разглядел в них отражение собственных глаз, которые почернели от жажды. С последней охоты прошли почти две недели, и сегодняшний день едва ли подходил для испытания силы моей воли. Но чернота, казалось, не пугала её. Она всё ещё продолжала смотреть на меня, пока её лицо окрашивалось в нежный, до жути заманчивый розовый цвет.

О чём она сейчас думала?

Я чуть было не произнёс это вслух, но тут мистер Баннер задал мне вопрос. Скользнув по учителю взглядом, я нашёл в его мыслях верный ответ и быстро выдохнул:

- Цикл Кребса.

Горло опалило жаждой – мускулы напряглись, рот наполнился ядом – и, закрыв глаза, я попытался пересилить бушевавшую во мне потребность в её крови.

Торжествующий монстр стал сильнее. Он с распростёртыми объятиями приветствовал оба варианта будущего, поскольку обретал половину шансов, чтобы получить то, чего так страстно желал. Третье, зыбкое, будущее, которое я стремился построить только с помощью силы воли, рухнуло, уничтоженное банальной ревностью, и монстр очутился намного ближе к своей цели.

Теперь вместе с жаждой меня испепеляли раскаяние и чувство вины, если бы я был способен плакать, мои глаза наполнились бы слезами.

Что я наделал?

Зная, что уже проиграл эту битву, я не находил причин сопротивляться тому, чего хотел, и повернулся, чтобы опять посмотреть на девушку.

Она спряталась за волосами, но я мог видеть, что её щёки стали пунцовыми .

Монстру понравилось.

Она больше не искала мой взгляд, только нервно наматывала пряди волос на пальцы. Тонкие пальцы, изящные запястья – они выглядели настолько хрупкими, что, казалось, переломятся от одного моего вздоха.

Нет, нет, нет. Я не мог сделать это. Она была слишком хрупкой, слишком хорошей, слишком изысканной, чтобы заслужить такое. Я не мог позволить, чтобы моя жизнь пересеклась с её и всё разрушила.

Но и держаться в стороне я не мог. Насчёт этого Элис была права.

Пока я противостоял сам себе, монстр внутри меня шипел от досады.

И без того короткий час рядом с ней пролетел слишком быстро. Прозвенел звонок, и она, даже не взглянув на меня, принялась собирать вещи. Я огорчился, но разве можно было ожидать чего-то другого? Моё поведение по отношению к ней после аварии не имело никаких оправданий.

- Белла? – позвал я, не в силах удержаться: моё самообладание было изодрано в клочья.

Она замешкалась прежде, чем посмотреть на меня, и когда повернулась, на её лице читались недоверчивость и осторожность.

Я напомнил себе, что она имела все основания мне не доверять. Должна была иметь.

Она ожидала продолжения, однако я просто смотрел, изучая выражение её лица, и, пытаясь справиться с жаждой, делал размеренные глубокие вдохи.

- Ну что? – наконец не выдержала она, в голосе слышались решительные ноты. – Снова со мной разговариваешь?

Уверенности в том, как именно мне следовало ответить на этот вопрос, у меня не было. Разговаривал ли я с ней в том смысле, который она имела в виду?

Нет, если бы это помогло. Я бы постарался, чтобы помогло.

- Нет, не совсем, – сказал я ей.

Она прикрыла веки, что только осложнило ситуацию, поскольку я полностью утратил доступ к её эмоциям.Она медленно, глубоко вздохнула и, не открывая глаз, спросила:

- Чего тогда ты хочешь, Эдвард?

Несомненно, не самый привычный для человека способ вести беседу. Почему она так сделала?

И что следовало сказать в ответ?

«Правду», – решил я. Отныне я стану разговаривать с ней как можно честнее. Пусть заслужить доверие, возможно, и не получится, однако заставлять её сомневаться и дальше тоже не хотелось.

- Мне жаль, – сказал я. Это была бо́льшая правда, чем она могла бы себе представить. К несчастью, мне было позволено принести только банальное извинение. – Знаю, я вёл себя грубо. Но так, правда, лучше.

Она открыла глаза, лицо оставалось настороженным.

- Не понимаю, о чём ты.

Я постарался донести до неё столько, сколько мог:

- Лучше, если мы не будем друзьями. – Она была смышлёной девушкой и, разумеется, сумела бы многое извлечь из этой фразы. – Поверь мне.

Она прищурилась, и я вспомнил, что уже говорил подобное – прямо перед тем, как нарушить своё обещание. Она стиснула зубы, и меня передёрнуло: очевидно, она тоже хорошо всё помнила.

- Жаль, что ты не разобрался во всём раньше, – с раздражением бросила она, – мог бы избавить себя от сожалений.

Я в потрясении уставился на неё. Что она знала о моих сожалениях?

- От сожалений? По поводу чего? – потребовал я объяснений.

- По поводу того, что не позволил этому дурацкому фургону раздавить меня! – сорвалась она.

Ошеломлённый, я оцепенел.

Неужели она могла так думать? Спасение её жизни стало единственным приемлемым поступком, совершённым мною с момента нашей встречи. Единственным поступком, которого я не стыдился. Единственным, что заставляло меня вообще радоваться своему существованию. Я боролся, чтобы сохранить ей жизнь с того момента, когда впервые почувствовал её запах. Как она могла сомневаться в моём единственном хорошем поступке из всей этой неразберихи?

- Ты думаешь, я сожалею, что спас тебе жизнь?

- Я знаю, что сожалеешь, – возразила она.

То, как она воспринимала мои действия, заставило меня возмутиться:

- Ты ничего не знаешь.

Насколько обескураживающим и непостижимым был её разум! Она думала совершенно не так, как все остальные. В этом, по-видимому, и крылось объяснение безмолвия её мыслей. Она была целиком и полностью иной.

Она стиснула зубы и резко отвернулась; щёки вспыхнули, на этот раз от злости. Покидав книги как попало, она схватила их и, не встречаясь со мной взглядом, помчалась к двери.

Несмотря на досаду, что-то в её возмущении заставило меня смягчиться. Я не понимал почему, но злость делала её даже… очаровательнее.

Скованной походкой она шла, не глядя себе под ноги, зацепилась носком за порог и рассыпала вещи по полу. Но вместо того, чтобы наклониться за ними, застыла. Даже не опустила глаз, словно не была уверена в том, что книги стоило подобрать.

Рядом не было никого, кто мог бы уследить за мной. В одно мгновение оказавшись возле неё, я собрал книги ещё до того, как она успела посмотреть вниз.

Она уже было нагнулась за ними, но заметив меня, оцепенела. Я вручил ей книги, постаравшись, что бы она избежала моего ледяного прикосновения .

- Спасибо, – сказала она, как отрезала.

- Не за что, – после недавней вспышки гнева мой голос продолжал сипеть, но прежде, чем я смог откашляться и попробовать ещё раз, она выпрямилась и зашагала на следующее занятие.

Я смотрел ей вслед, пока её фигурка не скрылась из виду.

Испанский прошёл, словно в тумане. Миссис Гофф не беспокоилась относительно того, что я выглядел погружённым в собственные мысли. Понимая, что я знал испанский лучше неё, она предоставляла мне бо́льшую свободу действий, давала возможность подумать.

Итак, пренебрегать девушкой я не мог. Это было более, чем очевидно. Но значило ли это, что у меня не имелось другого выхода, кроме как уничтожить её? Это не могло стать единственно возможным будущим. Должен найтись какой-то иной вариант, какое-то хрупкое равновесие. Я постарался придумать таковой.

Я не уделял много внимания Эммету, пока занятие почти не закончилось. Он был заинтересован. Эммет не особо разбирался в оттенках чужого настроения, однако смог разглядеть во мне явные перемены. Он гадал, что из произошедшего могло стереть с моего лица ожесточённый взгляд. Изо всех сил пытаясь выявить источник перемен во мне, он в конце концов решил, что теперь я казался преисполненным надежды.

Преисполненным надежды? Неужели со стороны я казался именно таким?

Я размышлял над его идеей, пока мы шли к Volvo, и пытался понять, на что мне следовало бы надеяться.

Но толком подумать не получилось. Меня, излишне чувствительного к мыслям о девушке,привлекло имя Беллы, прозвучавшее в головах тех смертных, которых я на самом деле не должен был считать своими соперниками. Эрик и Тайлер, довольные её отказом Майку, готовились к собственным действиям.

Эрик был уже на месте, опершись на её пикап, чтобы она не смогла избежать с ним встречи. Тайлер задерживался – его класс получал домашнее задание – и отчаянно надеялся поймать её прежде, чем она успеет уехать.

На это стоило посмотреть.

- Подождёшь тут остальных, ладно? – пробормотал я Эммету.

Он взглянул на меня с подозрением, но пожав плечами, кивнул.

«Малыш сошёл с ума», – позабавился он.

Белла выходила из спортзала; я ждал там, где она не смогла бы меня заметить.

Когда она приблизилась к укрытию Эрика, я тронулся с места, взяв такой темп, чтобы в нужный момент пройти мимо них.

Я смог заметить, что при виде поджидавшего её мальчика она напряглась, но, замерев всего на мгновение, расслабилась и продолжила идти в его сторону.

- Привет, Эрик, – услышал я её дружелюбный голос.

Ни с того ни с сего я встревожился. Что, если ей был симпатичен этот долговязый парень с нездоровой кожей? Может, тот случай её доброго к нему отношения не был таким бескорыстным ?

Эрик громко сглотнул, его кадык подпрыгнул.

- Эй, Белла.

Она, казалось, не замечала его робости.

- Что случилось? – отпирая свой пикап и не глядя на его перепуганное лицо, спросила она.

- Э-э... я просто хотел спросить... не пойдёшь ли ты со мной на весенние танцы? – его голос сорвался.

Она наконец-то посмотрела на него. Оторопела или обрадовалась? Эрик избегал её взгляда, так что видеть её лицо у него в мыслях я не мог.

- Я думала, девушки должны приглашать, – немного нервно отозвалась она.

- Ну да, – согласился он, голос звучал жалко.

Этот несчастный мальчишка злил меня меньше, чем Майк Ньютон, но я не мог найти в себе сил посочувствовать ему, пока Белла не ответила ласковым тоном:

- Спасибо, что пригласил, но я уеду в Сиэтл.

Он уже слышал об этом, но всё же огорчился.

- Ох, – едва отваживаясь поднять на неё глаза, забормотал он, – ну, может быть, в другой раз.

- Конечно, – не успев согласиться, она тут же прикусила губу, словно пожалела, что оставила ему лазейку. Я обрадовался.

Эрик, резко ссутулившись, побрёл прочь – совсем в другую сторону от своей машины – его единственным желанием было сбежать. В этот момент я проходил мимо неё и услышал, как она облегчённо вздохнула.Не сумев удержаться, я рассмеялся.

Она резко обернулась на смех, но я, стараясь не кривить губы в довольной улыбке, продолжил смотреть прямо перед собой.

Тайлер находился у меня за спиной и почти бежал, торопясь поймать её прежде, чем она уедет. Он держался смелее и увереннее двух предыдущих поклонников. Раньше он не приближался к Белле только потому, что признавал приоритетное право Майка.

Мне хотелось, чтобы он успел, сразу по двум причинам. Если подобное внимание, а я начал подозревать, что дела обстояли именно так, беспокоило Беллу, мне хотелось бы насладиться её ответными действиями. Но если всё было иначе, если приглашение Тайлера было как раз тем, чего она ожидала, мне хотелось знать и это.

Понимая, что заслуживал порицания, я всё же оценивал Тайлера как соперника. Он казался мне скучным, обыкновенным и ничем не примечательным, но что я мог знать о предпочтениях Беллы? Возможно, ей нравились обыкновенные мальчики.

Подумав об этом, я вздрогнул. Мне никогда не стать обыкновенным мальчиком. Разве не глупо с моей стороны было претендовать на её привязанность? Разве могла она дарить внимание тому, кто по умолчанию являлся злодеем?

Она была слишком хороша для злодея.

И хотя я должен был дать ей сбежать, моё не имеющее оправданий любопытство удержало меня от правильного поступка. Снова. Что, если Тайлер упустил свой шанс сейчас, только чтобы связаться с ней позже, когда я не смогу узнать исход разговора? Вырулив на своём Volvo в узкий проезд, я перекрыл ей выезд.

Эммет и остальные были уже на подходе; он успел расписать им моё странное поведение, поэтому они шли медленно и, уставившись на меня, пытались разобраться в том, что я делал.

Я наблюдал за девушкой через зеркало заднего вида. Не встречаясь со мной взглядом, она сердито смотрела на задний бампер моей машины, при этом выглядела так, будто хотела оказаться за рулём танка, а не проржавевшего Chevy.

Тайлер, благодарный за моё необъяснимое поведение, спешно сел в своё авто и встал в очередь на выезд сразу за ней. Помахал, пытаясь привлечь её внимание, но она не заметила. С минуту он подождал, потом вылез из машины и, заставляя себя не бежать, а идти прогулочным шагом, пробрался к её пикапу – к окну со стороны пассажира. И постучал по стеклу.

Она подпрыгнула и в замешательстве уставилась на него. Спустя секунду вручную – казалось, с этим у неё возникли проблемы – опустила стекло.

- Мне жаль, Тайлер, – раздражённо сказала она. – Застряла за Калленом.

Мою фамилию она произнесла суровым тоном.

- О, я знаю, – ничуть не испугавшись её настроения, сказал он. – Я просто хотел спросить кое о чём, пока мы оказались запертыми в ловушке.

И дерзко улыбнулся.

Я испытал удовлетворение оттого, что она побледнела в ответ на его очевидные намерения.

- Пригласишь меня на весенние танцы ? – спросил он, даже не думая о возможной неудаче.

- Меня не будет в городе, Тайлер, – с явной досадой ответила она.

- Да, Майк так и говорил.

- Тогда зачем… – начала она задавать вопрос.

Он пожал плечами.

- Надеялся, что ты его просто отшила.

Её глаза сверкнули, но блеск тут же исчез.

- Прости, Тайлер, – сказала она, но в голосе не слышалось сожаления, – я на самом деле уеду.

Учитывая её привычку ставить желания других выше своих собственных, я был слегка удивлён непреклонной решимостью, которую она проявляла, когда дело доходило до этих танцев. Откуда та взялась?

Тайлер принял извинения без ущерба собственной уверенности:

- Замётано. Впереди выпускной.

И с самодовольным видом направился обратно к своей машине.

Я был прав, что решил остаться.

Ужас, написанный на её лице, был бесценным. Он поведал мне о том, чего мне не следовало так отчаянно хотеть знать: у неё не было никаких чувств ни к одному из этих смертных, пытающихся ухаживать за ней.

К тому же выражение её лица было, пожалуй, самым забавным из того, что я когда-либо видел.

Тут подошли мои близкие, смущённые тем, что вместо того, чтобы метать вокруг себя убийственно хмурые взгляды, для разнообразия я сотрясался от смеха.

«Что смешного?» – поинтересовался Эммет.

Я просто покачал головой, Белла тем временем со злостью надавила на газ, и без того шумный мотор взревел ещё громче. Она выглядела так, словно опять мечтала о танке.