~oooOOOooo~

Август 1901

Послышались крики и грохот; я с большим трудом оторвался от книги и глубоко вздохнул. Визит к родителям по-прежнему не казался мне самым удачным выбором — следовало ехать в Европу с приятелями. В своих фантазиях я вместе с ними путешествовал по Старому Свету и упивался свободой. Следующий год в Гарварде должен был стать для меня последним. Я подумывал о преподавательстве — где-нибудь в Бостоне или даже в Нью-Гэмпшире.

Не будь мама столь настойчивой, я вряд ли посетил бы вновь родительский дом. Но она неотступно — в письме за письмом — умоляла меня о приезде, почти наверняка догадываясь, что он станет последним. Так я и застрял в восточном крыле семейного особняка, тщетно стараясь не выказывать своего отношения к пьяным выходкам отца.

Трезвый, он был холоден, равнодушен и безучастен, но, выпив, становился другим человеком — совершенно чудовищным, особенно по отношению к моей матери. В стремлении дать ей хотя бы краткую передышку, защитить от словесных нападок этого монстра, я уже очень давно начал встревать в их перебранки. Страшно было даже представить себе через что пришлось пройти маме, пока я учился.

Я поднялся с кровати и кинул книгу на ночной столик. Может, получится приструнить отца или хотя бы увести его в кабинет. Определив источник шума, который, казалось, становился все громче и громче, я стал пробираться к нему по извилистым коридорам. По пути мне попалась служанка.

— Не бойся, Колетта. — Она грустно улыбнулась мне; я рассмеялся и наклонился к ней, чтобы подставить щеку для поцелуя.

— Я рада, что вы дома, мастер Эдвард, вы нужны ей, — прошептала старуха и покраснела, осознав всю неуместность фразы. Я знал Колетту всю жизнь — она научила меня читать, купала, кормила, другими словами, делала все то, что должны были делать те двое, что сейчас ссорились на первом этаже. Служанка заключила мое лицо в ладони и стала внимательно меня разглядывать.

— Вы выросли в настолько красивого, милого и так похожего на свою мать парня. — Колетта улыбнулась, но ее глаза подернулись слезами. — Скажите мне, что ведете себя с барышнями по-прежнему, как подобает джентльмену.

Усмехнувшись, я покраснел.

— Я был слишком занят в университете, Колетта. Учеба отнимала все мое время и не давала даже помыслить о девицах, — ответил я, несмотря на то, что вот уже несколько недель засматривался на сестру приятеля.

Старуха прищелкнула языком и погладила меня по лицу.

— Тем не менее, — она фыркнула и снова поцеловала меня в щеку, — постарайтесь не стать таким же негодником, как ваш приятель из городка.

Рассмеявшись, я кивнул. Джеймс слыл ловеласом, но в целом был весьма забавным. К тому же большинство девушек, с которыми он встречался, и без общения с ним не отличались приличным поведением.

— Да, мэм, — согласился я со служанкой; услышав звон стекла, который донесся из библиотеки, мы с ней замерли и на мгновение встретились взглядами. Я глубоко вздохнул. — Лучше…

— Да, думаю, пора. — Служанка показала в сторону кухни. — Но возвращайтесь, я испекла тот лимонный пирог, что так вам нравится.

Улыбнувшись ей в ответ, я вновь устремился в библиотеку. Из-за сцены, которая разыгрывалась там, мне захотелось закатить глаза. Отец, прихлебывая жидкость янтарного цвета, милостиво взирал на маму, собиравшую осколки стекла. Сколько же он выпил...

— Отец, возможно, тебе следует… — начал было я, но он повернулся ко мне с горящим взором и отрезал:

— Возможно, тебе следует заняться другими делами, Эдвард? — Его губы кривились от злобы. — Может, отправишься в городок к своему никчемному приятелю? Пойдешь наверх и уткнешься носом в книгу? Или… я знаю! Сыграешь на рояле?

Я помотал головой. Отец презрел мое нежелание идти по его стопам и становиться адвокатом, но еще больше он возненавидел мое стремление к преподаванию музыки. Стараясь не обращать внимания на отцовские выпады, я подошел к матери и опустился рядом с ней на колени.

— Мама, достаточно, — упрашивал я ее, — Колетта закончит наводить порядок. Почему бы тебе не пойти наверх и не принять ванну?

Ошарашенная, она посмотрела на меня и кивнула; я помог ей подняться и, приобняв за плечи, начал уводить из библиотеки, но тут выяснилось, что отец был против.

— Сначала пусть управится с бардаком, — прорычал он и протянул к матери руку.

— Нет. — Я взглянул на него. — Она не станет. Разберись сам, отец, или дождись Колетту, но мама не будет этого делать.

Он взорвался гневом, замахнулся было на меня, но из-за выпитого алкоголя его движения стали медленными и неуклюжими. Успев увернуться, я оттолкнул отца. Сильно. Он начал заваливаться назад, ударился головой об угол камина и упал замертво. Потрясенный и испуганный, я замер на месте; мать ухватила меня за рубашку и стала настойчиво подталкивать к двери.

— Уходи, мой дорогой. Отправляйся в городок, если захочешь, переночуй в гостинице. Дай ему проспаться. Уходи!

— Мама, я…

Она возобновила уговоры:

— Все будет в порядке, сынок. Колетта поможет перенести твоего отца, а очнувшись, он ничего не вспомнит.

Мама продолжила направлять меня к выходу, я наконец поднялся наверх и, одеваясь, все раздумывал, как же просчитался с приездом к родителям. Было бы лучше остаться в Бостоне или, возможно, уехать в путешествие с приятелями, но возвращение домой совершенно точно оказалось ошибкой.

По счастью, Колин, кучер, еще не выпряг лошадей, и я, велев ему ехать в городок, запрыгнул в экипаж. Щелканье кнута эхом прокатилось по двору; мы тронулись. Поездка было недолгой, и, когда повозка остановилась у небольшого паба, мое сердце все еще оставалось неспокойным.

— Мастер Эдвард, мне дожидаться? — открыв мне дверь, спросил Колин.

— Нет, но, возможно, вам следует заехать к новому местному доктору... пусть он осмотрит отца. — распорядился я.

— Это странный человек, сэр, — воспротивился было кучер, но, заметив мою вопросительно вскинутую бровь, кивнул в знак согласия. — Конечно, сэр. Я отправлюсь к нему прямо сейчас.

Новый доктор медицины, Карлайл Каллен, действительно был чудаковат, однако сумел завоевать мое доверие. В прошлое Рождество, когда, будучи на каникулах, я наведывался в поместье, он помог моей матери одолеть прескверный грипп. Бледный, не старый, но спокойный, интеллигентный и достаточно образованный для своего возраста — он выглядел старше меня лет на пять, не более, — доктор прожил в Хантерс-Лейк менее года. Очевидно, еще совсем юный Карлайл Каллен приезжал сюда, и Адирондакские горы ему настолько понравились, что уже после окончания медицинской школы он отважился поселиться поблизости. О своем происхождении доктор умалчивал, но, если бы пришлось угадывать, я бы сказал, что его акцент имеет европейские корни… но уточнять бы не взялся.

Шумный паб был переполнен разношерстной публикой; я направился в заднюю часть заведения, где помимо Джеймса за столом сидели несколько девиц — темные волосы, темные глаза и кожа прелестного оттенка коричневого. Цыганки. Меня пригласили присоединиться, и спиртное полилось рекой. К тому времени, когда Джеймс исчез вместе с одной из девушек — вероятнее всего, Марией, я перешел от стакана к бутылке.

— Пойдем, погадаю на будущее, — протянув руку, поманила за собой девица, казавшаяся очень застенчивой. — Я Жизель.

Цыганка была красивой, странноватой, но любезной, и, не став задавать вопросы, я последовал за ней в комнату над пабом. Мне пришлось привыкать к темноте — давая жутковатый отсвет, горели всего несколько коротких свечей. Жизель улыбнулась мне, и я заметил, что она была старше меня и выглядела измученной — жизнь оказалась к ней не слишком добра. Цыганку использовали, над ней издевались, и, вероятнее всего, девушке не раз разбивали сердце.

— Садись, — мягко приказала она, и я повиновался, поставив бутылку виски на стол прямо перед собой. Девица медленно опустилась на стул напротив; ее взгляд скользнул по мне, я поежился. — Успокойся, Эдвард. Я вижу так много, — загадочно заявила она, — так много цвета вокруг тебя. Хочу посмотреть, что тебя ожидает.

Я не верил ее практикам, поэтому в ответ на эти слова только усмехнулся. 

— У меня почти не бывало ошибок, — сказала цыганка, но ее улыбка подтвердила, что на пророчества и гадание полагались немногие. — Давай посмотрим, — девица вздохнула и придвинула к себе хрустальный шар.

Жизель была полна намерений изучить не только прозрачную сферу; по определенной схеме она разложила колоду больших пестрых карт. Я продолжил отхлебывать из бутылки, преследуя свою изначальную цель — впасть в абсолютное забытье. 

Чуть не заплакав, гадалка отбросила все предметы и прервала мои возлияния. 

— Стой, — велела она и отняла бутылку. — Я вижу слишком многое, Эдвард. Стой. Послушай меня. Я вижу... приближается все и вся. Все и вся. Смерть обоих родителей и... и... твоя.

— Что? — Я нахмурился: девица все же сумела привлечь мое внимание.

— Не вижу, но вот странность… смерть не остановит твое сердце. Ты найдешь родственную душу.

— Хорошо, кто же она? И когда? — Я фыркнул от смеха. 

— Это и странно. Я вижу твою смерть… здесь, — цыганка указала на карту. — Но спустя сто лет я вижу... твое сердце оживет. Ты встретишь вторую половинку. Она придет к тебе. Она... будет молчалива, молода и красива, — прошептала она и нахмурилась. — Она станет твоей и только твоей.

— Как я могу умереть, а потом найти идеальную девушку? — Я покачал головой и стал подниматься. Слова женщины не имели смысла.

— Не знаю. — Цыганка не позволила мне встать. — Ты должен быть осторожен, Эдвард. Смерть бродит вокруг тебя. — Она придвинула магический шар поближе. — Я вижу, как ты меняешь одного отца на другого — лучшего. Ты становишься кем-то другим. — Жизель подняла глаза и посмотрела на меня. — Еще я вижу прекрасную лебедь. Она вызволяет тебя из тьмы и направляет к свету. Обнимает тебя. Ее крылья, подобные ангельским, обвивают тебя. Она спасает твою душу. Именно эту прекрасную лебедь тебе и надлежит дожидаться. — Гадалка притянула меня к себе. — Видишь ли, ходят слухи. По земле бродят демоны. Они убивают. Они истощают. Они пьют людскую кровь, чтобы жить. Они живут вечно. Эдвард, дай мне слово быть осторожным.

— Хорошо, обещаю, — пробормотал я и, наконец поднявшись, пошатывался на нетвердых ногах.

— Серьезно! — настаивала она, ухватив меня за лацкан. — Не позволяй тьме поглотить тебя!

Я почувствовал себя необъяснимо, тревожно, но причина такого состояния оставалась неясной: дело было то ли в виски, то ли, возможно, в странной женщине. Глубоко вздохнул и направился к двери, решив для себя, что, несмотря на поздний час, прогулка до дома поможет мне протрезветь. Мама просила держаться подальше от отца, однако, как только мысль о ней закралась мне в голову, я ощутил нечто схожее с нервозностью. Появилось желание обвинить цыганку в том, что она пыталась напугать меня, но что-то действительно было не так. Прежде чем я открыл дверь, Жизель снова остановила меня. 

— Мы снова увидимся, но ты будешь… другим.

Встряхиваясь и пытаясь не думать о чуднόм поведении гадалки, я вышел в теплый вечер и, чтобы прояснить мысли, сделал еще один глубокий вдох. Из городка я направился в поместье Мейсенов. Следовало проведать маму, хотелось лечь в постель, к тому же я проголодался. Приглашение Колетты на пирог звучало очень даже ничего.

Как только дорога вышла из маленького городка Хантерс-Лейк, света почти не стало. Лес стоял темен и тих. Слишком тих. Не было слышно ни сов на охоте, ни ночных зверей, добывающих пищу, ни даже одинокого волка, который выл бы на луну. Не было… ничего. 

Я выбрал самую проторенную дорогу, зная, что до возвращения в особняк, скорее всего, минует ни один час, и надеясь, что к тому моменту отец проспится или, по крайней мере, будет в отключке. Я рассчитывал, что смогу вернуться в Бостон раньше времени. Необходимо было убраться подальше от Эдварда Мейсена-старшего.

По мере прогулки голова стала ясной, и я начал обдумывать пророчество Жизель. Все, что она сказала, казалось бессмыслицей. Все. До единого слова. Я не был уверен, что за игру она вела, поскольку, оставив кокетство, стала очень серьезной. Цыганка искренне верила каждому выплюнутому в мою сторону слову. 

Я почти свернул на тропинку, что вела к дому родителей, когда нечто сильно толкнуло меня вбок. Поднявшись на ноги и быстро оглядевшись, я увидел красивую женщину, которая перегородила мне путь.

— Мария? — Прищурился я. — Думал, Джеймс…

— С ним покончено. Я надеялась, что мы с тобой сможем… о, поговорить! — подбираясь поближе, пробормотала она.

Мария была красива: с темными волосами и глазами, которые выглядели почти черными, кожей, слегка мерцавшей в свете луны. Брюнетка — она перемещалась быстрее, чем я ожидал, — внезапно оказалась прямо передо мной. Отступив на шаг или два, я улыбнулся собственному опьянению.

— Думаю, сейчас не самое удачное время, Мария, — со смешком сказал я. — Похоже, я слишком много выпил. Твоя... подруга? Жизель поведала нечто странное. Наверное, будет лучше, если я просто отправлюсь домой.

Мария нахмурилась — надулась, на самом деле, из-за чего ее губа очаровательно выпятилась — и стала выглядеть еще привлекательнее. Когда ее пальцы коснулись моих непокорных волос, я фыркнул и покраснел.

— О, Эдвард... действительно печально, — прошептала она. Запах Марии пьянил больше, чем напиток, который, я был уверен, все еще бродил у меня в крови. — Я нахожу тебя... более... изысканным, нежели Джеймса. Его любовь оказалась... недолговечной.

Рассмеявшись, я не смог удержаться и наклонился к Марии. Мы стояли лицом к лицу. Она была в красивом темно-синем платье, темные кудри рассыпались по плечам.

— Боюсь, окажусь немногим лучше, Мария, — прошептал я и, как только ее губы встретились с моими, застонал. — Право, не стоит…

Когда мне понадобился воздух, наши уста разомкнулись, но она продолжила дразнить меня поцелуями в шею. Вдруг все очарование ушло — ощущения стали мучительными. Мои кожа, шея и горло загорелись, будто в огне. Мария — она оказалась сильнее, чем виделось — прижимала меня к себе все крепче и крепче, и справиться с ней я не мог. В ее объятиях я ощущал себя незначительным. Пальцы брюнетки сомкнулись так сильно, что в моей руке хрустнула кость, и я захрипел.

И без того темный мир помрачнел еще больше, в глазах замерцали искры и звезды, мышцы и кости охватил пожар. Оттолкнуть женщину не осталось сил. Но тиски внезапно разжались, и я рухнул на землю. Пытался увидеть, понять произошедшее, но все, что сумел разобрать, — это рычание. Рычание, а потом… тишина. Боль стала столь нестерпимой и нескончаемой, что мне подумалось — ничего никогда не вернется. Я умирал; мысли обратились к Жизель: она оказалась права.

— Эдвард... сынок, ты в порядке? — Перед моим затуманенным взором возникло бледное, обрамленное светлыми волосами лицо.

— Больно! Жжется! — простонал я, схватившись за шею и корчась. — Доктор Каллен, пожалуйста!

— Проклятие, — вздохнул он. — Сынок, не могу... слишком поздно. Если хочешь, прекращу твои мучения. Или же скажу, что в конце концов боль прекратится, но ты станешь… другим. Кем-то большим… но…

— Не хочу умирать, — умолял я Карлайла и сам не зная зачем протягивал к нему руку. — Пожалуйста.

— Я тоже не хочу, чтобы ты умирал, Эдвард, но ты должен довериться мне. — Он обхватил мое лицо. — Сумеешь?

Вероятно, я кивнул. Думаю, прежде, чем понять, что Карлайл взял меня на руки, точно ребенка, все же ответил. Именно в тот момент огонь внутри меня разгорелся настолько сильно, что я лишился всякого разумения. Представлялось, будто языки адского пламени лижут каждый дюйм моего тела.

Уже после Карлайл сообщил мне, что пока я горел, прошло целых три дня, но тогда чувства времени не было. Я пылал, сердце, думалось мне, вот-вот и выскочило бы из груди, кожа обугливалась, истончалась. Казалось, не было ничего, что сумело бы остановить тот огонь. Я едва слышал, как Карлайл заверял меня, что страдания не продлятся вечно, кричал, когда доктор прикасался ко мне, но не мог вынести одиночества.

Когда я пришел в себя, мое сердце не билось, огонь прекратился, и все стало иначе.

— ...не знаю, как сказать ему. Его жизнь изменилась. Так печально...

Я поднял веки и прищурился: все вокруг стало ярким до боли в глазах. Запахи, как хорошие, так и плохие, ощущались излишне остро. Я мог слышать абсолютно все. Оглядевшись по сторонам, я встретился взглядом с парой золотистых глаз.

— Эдвард, помедленнее. Сперва ты будешь ошеломлен.

Я сглотнул, горло еще хранило воспоминания о том огне. 

— Его будущее... сомнительно.

— Почему? — спросил я.

— Что «почему»?

— Почему мое будущее сомнительно? — изменил я вопрос.

— Ты слышал? — спросил Карлайл шепотом. — Ты слышишь это, сынок? Постарайся успокоиться. Ты, должно быть, шокирован. Ты больше... не человек.

Я сел слишком быстро, и изголовье за моей спиной разлетелось в щепки. 

— Если не человек, то кто же?

— О, проклятие, ты способен читать мысли, — прошептал он, и его рот приоткрылся в шоке. — Сынок, постарайся сосредоточиться. Ты больше, чем человек, но ты не живой. Кто мы, мы... вампиры. Ты должен понять, что стал сильнее. И ты бессмертен.

— Мои родители... где они? — Я покачал головой и осмотрелся. 

— Будет нелегко. Скоро придется охотиться. Надеюсь, что он поддержит мою диету...

— Эдвард, — обратился Карлайл, крепко удерживая меня за плечи, — прошло уже три дня с тех пор, как я нашел тебя… с ней. — Он поморщился и медленно покачал головой. — Ваш кучер настоял на моем визите к твоим родителям, но когда я добрался, было слишком поздно. Твой отец… он…

— Что он сделал? — прорычал я и замолчал, услышав несвойственный для себя звук.

— Сначала убил твою мать, а потом и себя. В тот вечер я отослал прислугу, сказав, что ты болен. Эдвард... все теперь твое. 

Жжение в горле, звуки и запахи, которые огорашивали, новости о родителях... и мое терпение лопнуло. В ослепительной ярости я разгромил все восточное крыло Мейсен-Холл, не уцелел даже рояль. Карлайл пробовал поймать меня, умолял успокоиться и после нескольких попыток наконец прижал к полу.

— Эдвард, сынок... — проворчал он. — Ты не одинок. Я помогу, но тебе следует остыть. Я познакомлю тебя с этой жизнью, помогу тебе. 

— Как? — Я задыхался, извивался всем телом, но драку оставил. — Я демон, бездушное существо. Разве не так?

— Может быть, — на лице Карлайла отразилась печаль, и он кивнул, — однако, я очень долго старался жить правильно. Сынок, я помогу тебе, но тебе нужно сосредоточиться. После охоты ты сможешь лучше все обдумать.

— Теперь я убийца? — По жжению в глазах я понял, что хочу плакать, но слез не было.

— Нет, не бойся. Я покажу тебе другой путь.

Окончание главы первой