О том, что оно уходит, я не сожалела. Даже не замечала этого, занятая массовкой событий, заполонившей сцену моей жизни.
Со Златогорским мы начали встречаться. Видеться, проводить время, спать вместе, дружить с привилегиями — в принципе, подходят все эти определения. Мне было удобно в том, что у нас с ним образовалось, и любые его поползновения в сторону чего-то более серьезного мною пресекались. Так, я начинала ехидничать, когда он называл меня своей девушкой, когда порывался подарить мне что-то с романтической подоплекой, когда предлагал съехаться, когда готовил для меня и пекся о моем здоровье.
Четыре-пять раз в неделю мы проводили ночь вместе то у него, то у меня. У Златогорского, кстати, мне нравилось больше. Этот парень был каким-то чудом, успевал все, даже заполнить холодильник продуктами и приготовить из них что-то простое, но очень даже съедобное. В отличие от меня, вечно перебивающейся крекерами, йогуртами да омлетами и похоронившей в холодильнике миллион мышей. Кроме того, узрев, какой у Дениса порядок, испытывала муки стыда за то, что живу в хаосе. Хотя муки были недолгими: хаос у меня творческий от и до.
Виделись мы почти каждый день. Златогорский относился к тем людям, которые мне не надоедают: выдержанный, принципиальный и прагматичный — просто мужская версия Веры, только в лучшем исполнении. Он обладал цинизмом и чувством юмора в идеальных для меня пропорциях. Умел молчать тогда, когда требовалось, говорить по сути и делать критические замечания, толкающие меня вперед, а не вызывающие обиду. Кругозор у него был не просто широкий, а неохватный. Более того, Денис, теперь уже Необыкновенный, никогда не действовал по схеме. Предугадать его мне было сложно даже после двух месяцев тесного общения. То ли он очень старался, то ли это я не очень старалась, полностью поглощенная чувственной стороной наших отношений, которая оказалась для меня приятным открытием.
Стас был моим первым мужчиной, но с ним женщиной в истинном смысле этого слова я не стала. Мне никогда не хотелось покорять его, видеть восторг в его глазах, чувствовать его обожание. Никогда не думала, какое это счастье — сводить мужчину с ума, играть с ним, полностью отдавать себя в сексе и, достигнув вершин экстаза, пьянеть от яркого ощущения жизни.
Совсем иначе было с Денисом. Даже не так. С Денисом я была совсем иной.
Однако к чувственной стороне все чаще цеплялась тревожащая меня практичная. Я ловила себя на том, что привыкаю к Златогорскому, воспринимаю его как неотъемлемую часть своей повседневности, очень для меня важную, часто думаю о нем, даже скучаю… Мне нравилось одевать его, наводить порядок в его шкафу и жизни. И интересоваться, чем он занят и как вообще идут дела.
Последнее, конечно же, потому, что острил он по поводу своих интересов, друзей и работы гениально. Если мне срочно требовалась доза смеха до боли в мышцах живота, я звонила Златогорскому или же писала ему в чате.
Изъяны же в моем друге-любовнике-сообщнике обнаружились в завидном количестве. Я — сова, он — жаворонок. Я инертна и склонна к созерцанию, а не деятельности, он — вечный двигатель, вытаскивающий меня то на картинг, то с ним на тренировку в фитнес-клуб, то на скалодром, то на прогулку под дождем, то на ночь в музее, то в гости к друзьям. Как же я радовалась, когда он засыпал! И, дабы заткнуть этот фонтан предложений и развлечений, торопилась затащить его в постель и утомить сексом. Впрочем, это к обоюдному удовольствию.
А еще он оказался чертовым трудоголиком и вел бухгалтерию не только своего «Harley-Davidson», но и еще какого-то хорошего знакомого. Будучи по образованию экономистом, Денис фанател от цифр, а китайский язык финансов был ему родным. Как-то он признался мне, сколько у него отложено и каким образом он накопил такую сумму, расписывал подробно финансовую схему. Я заснула, не выдержав. Вот уж кто не для галочки учился и ходил на работу. Но когда этот фанатик расписал мой бюджет, показав, где и на чем могу сэкономить и куда вложить, чтобы уже лет через пять отказаться от своего съемного жилья, я вскипела и устроила ему скандал. Шутливый, правда. Но намек был правильно истолкован.
В августе мы снова наведались к моей семье. Теперь уже на день рождения отца. Мама себе не изменила: сердилась на меня и Дениса, поносила того последними словами и изливала тайфунные ливни негатива и негодования, что очень грело душу. Братья Златогорскому обрадовались как родному. Отец сохранял нейтралитет, но в глазах одобрение я все-таки прочла. Потом мы неделю провели в кемпинге на о. Русский, где здорово обгорели, зато накупались, облазили местные скалы и вдоволь наелись романтики совместного отдыха. А еще через неделю после возвращения серьезно поссорились.
По сути, ссоры никакой и не было. Мы не спорили, не выясняли отношения, не высказывали друг другу претензий. Весь эпицентр бури уместился в моей голове, в которой за сорок минут произошла перестройка смыслов. До сих пор остается лишь гадать, насколько сумасбродной показалась тогда Златогорскому моя выходка: вроде бы, в спокойных тонах все обсуждали и вдруг такой беспричинный финал. В тот вечер, перед тем как выйти из «Хендай» Дениса, несколько секунд удерживала взгляд на его встревоженном, потемневшем лице, затем просто сказала, что мы ставим точку. И все — закрыла дверь. Он выскочил следом, что-то спросил, потом и звонил. Я же поднялась в свою квартиру и провела вечер, обычный для меня: рисование, серф по инстаграму, музыкальные клипы, душ и постель.
А о том, как же я не права, мне сообщила Вера, позвонив около десяти утра на следующий день. И это в воскресенье! Я приветствовала ее проклятием.
- Ты чего сделала со Златогорским? - возопила она возмущенно, никак не отреагировав на мое дурное настроение, так же опустив общепринятые реверансы начала диалога.
- Ничего. - Как ни пыталась удерживать сон и общую расслабленность, они довольно быстро упорхнули прочь. - Расстались. Не сошлись характерами. Я же говорила: я и обычные парни не совместимы.
Вера засопела, затем веско проговорила:
- Михайлова, человеческое сердце не игрушка. Нельзя так просто взять и, когда надоест играться, спокойно вернуть его на полку.
- Да не было у нас с ним ничего серьезного!
- Спали вместе. Встречались. Он кольцо тебе, между прочим, купил — Андрей проговорился. Ну да, ничего серьезного!
- Да что случилось-то, что ты так взъелась? - вспыхнула я.
- Не знаю, - немного успокоилась Овчинникова. - Но Андрюшка вчера долго с ним висел на телефоне. А потом, когда они закончили, сказал про тебя, что ты…
Вера эффектно смолкла.
- Что? Пип? Цензура? - нервно рассмеялась я.
Подруга громко вздохнула, без слов подтверждая догадку.
- Учитывая, что он всегда по-доброму о тебе отзывался, - продолжила она, - такой поворот меня и напугал, и разозлил. Что произошло?
- А что, по его мнению, произошло? - процедила я.
- По мнению Андрея…
- Да к чертям его! По мнению Дениса! Овчинникова, где твои уши были? Ты не подслушала разве?
- А должна была? - огрызнулась Вера. - Я вообще думала, что они просто болтают о своем, о мужском, а вышло…
С минуту мы обе хранили молчание, дыша в трубку и стараясь унять раздражение.
- У Златогорского есть еще одна идиотская привычка, - начала объяснять я, взлохматив волосы и потерев лицо. - Мотается каждую субботу на скалодром. Понятно, что в последние месяцы он мотался туда вместе со мной. В принципе, там здорово, мне нравится. Но все-таки адреналин и физические нагрузки мне употреблять надо в ограниченных дозах. А этому дуралею мало, представь! Он еще и слэйклайном увлекся! Пока новичок, но уже трюкачить пытается. И вчера…
Я осеклась, сглотнула.
Непоправимого, страшного не случилось. Ну не справился человек, ну упал. Да там даже мастера ходят с вывихами да ушибами, что уж со Златогорского взять, пару месяцев занимающегося, пусть и с успехом. Но вчера, в ту секунду, когда он упал с этого стропа, натянутого для джамплайна, я испугалась, что он свернет себе шею. Или череп раскроит. Да, прецедентов пока не было, там, говорят, безопаснее, чем на скалодроме, но все-таки. Не в падении и не в риске дело. А в осознании: как бы я ни следила за тем, чтобы он не надевал бежевые мокасины с черными джинсами, не делал глупый пробор, когда причесывался, перестал вскакивать в полпятого утра, а валялся бы со мной в постели хотя бы до семи, как бы ни наводила порядок в его шкафу, сортируя вещи по расцветкам, и не приобщала бы к прелестям домоседства — все равно будет то, что обойдет мою волю, желание и планы, ожидания. И ничего с этим поделать не смогу.
Так глубоко погружаться нельзя. Этого, прости, провидение, я не заказывала.
Он потом, словно бы почувствовав, что я разваливаюсь на куски, хотя внешне спокойна, долго расписывал, в чем состояла его ошибка, обещал даже не лезть больше на этот чертов строп и не пытаться на нем делать трюки. Я же холодно ответила:
- Из твоего многословно содержательного монолога можно заключить только одно: такого больше не повторится. Скучно и неоригинально. Поехали, что ли, отсюда.
Он помрачнел, послушался. Всю дорогу мы не разговаривали, хотя он порывался начать беседу. А вместо прощания я сказала, что все кончено, мы ставим точку.
- Что вчера? Что молчишь? Ларка? - одернула меня Овчинникова, устав от повисшей паузы.
- В общем, вчера он упал, ушиб плечо. Мы поехали домой, и я решила, что пора…
- Рассталась с ним?! - охнула Вера. - Все ж хорошо было.
- Ну да. Но ничего серьезного. - Я сползла с кровати, подняла жалюзи.
- Ты сейчас кого обманываешь? С его стороны все явно было серьезно.
- Угу, - рассеянно согласилась я, впившись взглядом в крышу золотистой машины во дворе моего дома. Чертов Златогорский…
- Что «угу»? - Вера была настроена если не вытрясти из меня душу, то поругаться точно. - Ты пойми, что он тебя любит и…
- Слушай, - я перебила ее. - Мне пора идти. Потом повоюем. Пока, - и сбросила вызов. Конечно же, телефон затрезвонил снова уже через мгновение, но я, взвинченная, одевалась.
Значит, устроил демонстрацию. Этакий мирный протест, беззвучное сопротивление. Умно. Но не оригинально. Оригинальной сейчас буду я.
Пока затягивала шнурки конверсов, чуть их не порвала. Даже дверь квартиры не стала закрывать — так удачно вчера ключи положила, что, видимо, придется доставать другой комплект из ящика, пока этот не найду. По лестнице буквально слетела.
За что люблю свой город, так это за то, что он плывет. И я сейчас не о заливах, что его обступают, хотя можно и их прибавить. Владивосток плывет если не в тумане и облачности, то в дожде, мороси, влажности и серебре непогоды, если это холодное время года. Это не город, а мечта декадентов и импрессионистов. Вот и сейчас кожу, волосы и одежду — я просто-напросто накинула плащик на пижамные шорты и майку — облепила паутина теплой мороси, в которую превратился воздух, чуть успокоила, сгустила реальность, заставив сосредоточиться на движении, а не на своей злости.
Может, вчера этот иррациональный страх, последовавший за ним вывод и мой поступок мне приснились? Вон же Денис Готов-тебя-злить-и-удивлять здесь, то есть также в замешательстве. Или в раздражении. Или и то, и другое.
Златогорский вылез из своей «Хендай», когда до нее шагов десять осталось. Открыл дверь и замер, глядя на меня вопросительно и испытующе. Пытался угадать, что ему ожидать. А я назло ему молчала. Отметила, что он во вчерашних спортивных штанах, майке и кроссовках. Даже домой не уезжал? Ненормальный человек.
Подошла к нему так, чтобы нас разделяла дверь автомобиля, пристально посмотрела в уставшее лицо с глубокими серо-зелеными глазами.
- Прости… меня? - полувопросительно, с заминкой произнес он, внимательно отслеживая мою реакцию. Я сардонически выгнула бровь.
- Не то? - уточнил. Предпринял еще одну попытку:
- Я… тебя прощаю?
Я закатила глаза, продолжая хранить молчание. Бешенство меня окончательно отпустило, теперь хотелось стукнуть его посильнее, а потом крепко-крепко обнять.
Оказывается, я скучала по нему. Хочу его видеть рядом, целовать, касаться… Несмотря на всякие там джамплайны и точки.
- Снова не то?
Покачала головой, подтверждая.
- Лара, может, уже поможешь мне, а? - Денис потерял терпение. Отступив, он захлопнул дверь, щелкнули замки и пикнула сигнализация.
- Сам думай, - буркнула я.
- Но таракан-то твой, - возмутился он, подходя ко мне вплотную.
- Почему домой не поехал? Практикуешь сон в машине? - Я решила сменить тему разговора.
Мы оба стремительно напитывались сыростью из-за мороси, а еще эта взвесь воды в воздухе мешала мне сверлить Златогорского недовольным взглядом. Ему-то хорошо, он на целых одиннадцать сантиметров выше меня! Наклонился — и порядок.
- Не поехал потому, что кое-кто сбежал, отправил меня в черный список и не дал и слова сказать на дур…
- Лучше молчи! - Я приложила палец к его губам, прерывая. - А то уйду, а ты будешь думать дальше.
- Ну уж нет! - Как и стоило ожидать, он поймал в плен мою руку. Убрав ее от своего лица, крепко переплел наши пальцы.
Не удержалась и улыбнулась. Получила ответную улыбку. А затем мы оба одновременно потянулись друг к другу, соединили губы, дыхание и влажное тепло.
Поцелуй только в первые мгновения был осторожным, ласковым. Довольно быстро он перешел в страстно-агрессивный, такой, какого между нами до этого момента не было.
Говорят, секс лучше всего гасит ярость. И при этом он приобретает яркие, резкие грани.
Желание проверить это немедленно взорвалось в нас с мощностью десятка мегатонн. Оба позабыли, что вообще-то находимся во дворе, куда выходят окна жилых квартир, и прохожие кое-где мелькают. И поведение, при котором его ладони сжимают мои ягодицы, задирая полы плаща, а я запускаю руку в его штаны, неприемлемо.
- Пойдем, - опомнилась я, утягивая горящего возбуждением Златогорского к подъезду.
Слава богу, домофон уже второй день не работал, а то без ключей пришлось бы либо ждать, пока кто-то выйдет, что в воскресный день и при такой погоде могло бы затянуться — а в нашем случае и закончиться непотребством — либо звонить какому-нибудь соседу, что тоже не лучше.
В мою квартиру мы ввалились, не имея сил оторваться друг от друга, со срывающимся дыханием и бушующим либидо. Златогорскому совершенно не терпелось: прижал меня к подъездной стене у входной двери, начал стягивать плащ, целуя и покусывая шею, открывшиеся ключицы, плечи… Я все-таки сумела вывернуться, чуть сдвинуться, чтобы попасть вовнутрь.
Влажные, распаленные, пахнущие морской солью и страстью, мы не дошли до кровати. Вернее, не дошли сразу. Свободный кусочек стены в прихожей послужил неплохой опорой для моей спины. Денис легко подхватил меня под ягодицы, заставив плотно обхватить его бедрами. Остатки одежды на нас преградой не стали.
Может, всему виной новая и непривычная для меня поза, может, властность и безжалостность Златогорского, явно решившего меня наказать, показавшего себя с пока еще не знакомой мне стороны, может то, что это был первый раз, когда мы не предохранялись, но я очень быстро достигла оргазма. А потом, целуя его влажный висок, чувствуя, как он тоже содрогается, кончая, вдруг подумала, что никогда и ни за что не отпущу этого человека, что хочу быть только с ним. Лишь он мне нужен. Сейчас, через месяц, через годы…
Минута слабости и временного помутнения сознания в результате того, что кровь отхлынула от головного мозга.
В общем, опытным путем мы подтвердили эту теорию про секс: после двух бурных раундов — одного у стены, другого в постели — больше не хотелось злиться или же рефлексировать о вчерашнем происшествии. Не моглось даже встать, чтобы поесть. А есть, кстати, хотелось зверски. И Денису тоже. Но вместо того, чтобы доставить меня на кухню, как я просила, демонстративно похныкивая и жалуясь на то, что ноги меня не слушаются, потому что кое-кто перестарался, эта «необыкновенная история» уложила мою голову на свое каменное плечо и, периодически с нежностью целуя меня то в висок, то в макушку, принялась играть с моими высохшими и распушившимися малиновыми кончиками волос. Я же, смирившись со своей незавидной участью оставаться голодной и иметь некоторое время желе вместо конечностей, ласково водила пальцами по его груди, рисуя на ней замысловатые завитушки. Эта ласка-игра на несколько долгих минут будто погрузила нас обоих в восхитительный транс. А после я, очнувшись, спросила:
- И как бы ты достойно ответил на мою дурость?
- М-м? - пришел в себя и Денис.
- Что ты собирался мне сказать на то, что пора ставить точку?
- Что этого делать нельзя. Во-первых, я не хочу. Во-вторых, самое замечательное и интригующее у нас впереди. А в-третьих, главных интересных фактов обо мне ты так и не узнала. Ты же почитатель изъянов.
- Я вся внимание, - пропела, обнимая его за талию, прижимаясь крепче к его большому теплому телу и удобнее укладывая голову.
- Давай позавтракаем сначала.
Я ответила, повернувшись и куснув его за грудь рядом с подмышкой.
Денис зашипел, затем рассмеялся. Хлопнув меня по ягодице, собственнически огладил ее.
- Хорошо. Сначала не такая страшная правда. Для меня с самого начала все было серьезно. А наше с тобой скоростное сближение я считал плохим знаком. Прочные отношения не с этого… Ай!
Я чувствительно ущипнула его за бок, останавливая.
- Ты что творишь!
- Давай не с очевидных вещей начинать, ладно? - попросила я, в качестве извинения за самоуправство поцеловав его в подбородок.
- Ладно. - Златогорский вздохнул. - Как тебе такое: на строп я полез из-за тебя. Очень хотелось поразить и доказать, что далек от обыкновенности.
Я напряглась и стиснула челюсти, пытаясь совладать со смесью противоречивых эмоций, захвативших меня. Заговорила спустя минуту.
- Вот оно — мужское самолюбие, - изрекла, не сдерживая едкого сарказма. - Если ты думаешь, что я пролью на него бальзам, заявив, что в восторге и всегда мечтала, чтобы мужчины из-за меня совершали сумасбродные поступки, то напрасно. Скажу четко и ясно: ты болван. И больше так не делай. Не ради меня, не ради кого-либо другого. Никто этого не стоит.
- Давай я сам буду решать, - с металлическими нотками в голосе отрезал он.
Я открыла рот, желая высказать ему все, что думаю о нем, и что, вообще-то, серьезного между нами, о котором он только что заявил, никогда не будет, и давала это понять не единожды. Но, подумав, благоразумно его закрыла. Третий раунд я не выдержу да и есть хочется очень сильно.
- Мы продолжим этот разговор, - пообещала в итоге я.
- Как хочешь.
Мы помолчали. Затем Златогорский, заставив меня поднять голову, вовлек мои губы в жадный и чувственный поцелуй. Но до того как снова оказалась бы на спине с разведенными бедрами, а он — сверху и через секунду уже во мне, я остановила его вопросом:
- Ну а страшная правда? Давай уже ее.
В отместку он укусил меня за губу.
- Твой развод и измена жене. - Я не поддалась ни на эту провокацию, ни на холод и отстраненность в его взгляде. - Колись, Златогорский. Пора сорвать покров с этой тайны. Или пластырь с раны.
- Странно, что ты сама не разузнала все, до последней детали, - проворчал он, отпуская меня.
- Мне было интересно от тебя все узнать. А чужие домыслы я не собираю, - ответила, устраиваясь на спине. Теперь мы просто лежали рядом, на некотором отдалении друг от друга. Я повыше натянула плед, подумав, что пора бы убавить мощность кондиционера.
- Это достаточно грязная история, - с мрачным видом, поглаживая указательным пальцем между бровей, начал Денис. - Я хотел бы не рассказывать ее тебе, но от нее не деться никуда. Она — часть меня самого.
- О! - страдальчески простонала я. - Да приступай уже!
- Наверное, можно было бы оправдаться тем, что поженились мы слишком рано, оба для брака не дозрели, послушались родителей и обычную физиологию приняли за что-то большее. Но не стану. Решение было принято, а значит обязательства на себя взяты. И нужно было бы или отказаться от них, или…
- Это вам сколько было?
- По двадцать. Вместе учились, и наши семьи дружили между собой. Полгода, в принципе, поддерживали нормальные отношения, все как у всех было. Как мне тогда казалось. А потом все как-то начало портиться: у нее своя жизнь, у меня — своя. Даже не ругались — не из-за чего. Я тогда дружил с одним парнем, у него тоже девушка была. Мы часто вчетвером выбирались куда-нибудь, общались плотно. В общем, однажды я случайно полез в телефон своей. Банально, согласен… Она ему отсылала не только смс… хм… примечательного содержания, но и весьма интересные фото, на которых была без одежды, ну и … все такое. Он тоже… молодец. Не отставал. Короче, я с ней поговорил. Она клялась, что было только это и вместе они не спали. Еще. Я сделал вид, что поверил. Хотя, вроде бы, поверил. Знаешь, меня ведь не это задело. Будь это не он, а кто-то другой, я бы отпустил ее спокойно, пожелал счастья и все такое. Но в голове засело, что он за моей спиной с моей женой… И в глаза не боялся смотреть. И говорить, что на него всегда могу положиться. Мы ведь с ним как братья были. Очень близки. Знали друг друга еще со школьных времен. Я думал, что эта дружба многого стоит. А на ее поступок было плевать. Чего-то такого я и ожидал.
Повисла тишина. Златогорский не шевелился, закрыв лицо руками. Подавшись к нему, я потянула его ладони вниз, увидела его грустные, больные глаза.
- Дальше, - мягко попросила.
- Дальше плохо помню. Вернее, стараюсь не вспоминать. Но сложить два и два нетрудно. Я хлопнул дверью, ушел, напился, но вполне соображал, что делаю. Пришел к нему. Дверь открыла его девушка. Веришь ли, я даже момент подгадал, знал, что она одна будет. Все ей рассказал. И сделал так, чтобы он застал нас в одной постели. Зачем? Что на меня нашло? Много раз потом себя спрашивал, но ответа не находил. Долгое время было противно на себя в зеркало смотреть. В прошлом году я написал ему, что очень сожалею и поступил достаточно жестоко… Он даже что-то ответил, мол, проехали, сам виноват. Но легче, знаешь, не стало от этого.
Златогорский замолчал. На меня он не смотрел, его больше интересовал августовский волглый день за окном, а я, приподнявшись на локте, разглядывала морщинку между его бровей, твердо сжавшиеся губы, прищур задумчивых глаз. Интригующий он все-таки человек. Совесть — безусловно, роскошь, которую себе не всякий иметь позволяет. Денис в этом отношении значительно богаче меня. Что также можно считать изъяном, еще больше притягивающим к нему, поскольку напоминает о моем собственном изъяне.
- Ты поступил по-человечески эгоистично, импульсивно и предсказуемо. Взял да и наказал обидчика. Ну да, неблагородно наказал. - Я потянулась к нему, слегка поцарапала ногтями грудь, привлекая к себе внимание. - Что до его девушки, то это был ее выбор. Она могла и не спать с тобой, а напоить алкозелцером и отправить восвояси.
- То есть ты меня оправдываешь? - Златогорский прошил меня пронзительным взглядом.
- Ни в коем разе! - покачала я головой. - Ты тот еще козел. Но настаиваю, чтобы ты простил уже сам себя. И двигался дальше. Как и прочие участники тех событий. С ними же все в порядке?
- Моя бывшая так и не вышла повторно замуж, но у нее от кого-то есть ребенок. Мой друг женился, вполне доволен, как я слышал. А та его девушка перебралась куда-то в Краснодар и тоже, вроде бы, неплохо там живет.
- Вот видишь! Жизнь ты разбил только сам себе. Но если тебе нравится страдать и считать себя последним дерьмом, то пожалуйста. Но меня в это не втягивай. Тут я тебе не поддержка.
Высказавшись, я снова устроила голову на его плече, обхватила большую и сильную руку, заставила обнять себя. Дотянувшись, поцеловала в губы, нежно, дразня и лелея.
Хотелось и улыбаться, и ругаться, и молчать, и утешать, лаская его. Сделать так, чтобы пришел в себя, перестал вариться в котле вины и раскаяния. Может, и реализовала бы все это вместе или поочередно, вот только есть хотелось больше.
Дам нам две минуты умиротворенной тишины, а потом выпну нас обоих на кухню. Кажется, в холодильнике еще оставались яйца и молоко.
***
Вместе мы провели весь день. Из дома практически не выходили.
Я похвасталась луками своей последней клиентки, зачитала ему все достойные внимания выдержки из моего подросткового дневника, под конец даже ужином решила побаловать, найдя в интернете рецепт пасты «Примавера». Он постепенно отошел от утреннего объяснения, снова стал привычно расслабленным острословом, то снисходительно, то с восхищением поглядывающим на меня.
Совместный поход в магазин и готовка окончательно подвели черту под всем случившимся с нами за последние сутки. Мы будто вернулись в те дни, когда только начали заниматься сексом.
Десять часов вечера застали нас сидящими на диване и пытающимися между поцелуями посмотреть очередную голливудскую новинку. Получалось так себе. Голливуд уже не тот, да. Или мы были слишком заняты друг другом?
- Как ты смотришь на брак? - внезапно спросил Златогорский, едва не заставив меня подавиться соком, который я отпивала в тот момент.
Отставив стакан подальше, я вновь устроилась в его объятиях, а пальцы парня, привычно нырнув в мои волосы, помассировали затылок.
- Хорошее дело браком не назовут, - нарочито равнодушно протянула я. Надо было бы уточнить, не намекает ли он на брак между нами. Но заканчивать этот замечательный день скандалом и очередной ссорой не хотелось. Поэтому будет шутка. - А для успеха данного дурного мероприятия я еще не нашла достаточно дурного напарника.
Денис усмехнулся — почувствовала, как дернулись его губы, прижавшиеся к моему лбу.
- Если твои родители несчастливы вместе, это не значит, что брак — плохая идея.
- Моих родителей удерживает террор матери да затюканность отца. И еще их всеобщие вечные муки «что скажут люди». Не супружество, а бутафория. Но вообще-то родители тут ни при чем, сметливый ты мой. Такие взгляды — продукт моего собственного изготовления.
Рассмеявшись, Златогорский крепче притиснул меня к себе, долгим поцелуем прижался к ямочке под ухом. Я невольно расслабилась, убрав колючки. Успел уже изучить мои слабые места…
- Тогда тем более. Тебе не хочется мужа, детей?
Почувствовала, что во мне начинает зреть злость. Поругаемся все-таки с ним и сегодня.
- Для того, кто изменил жене и потом развелся с ней в том числе и из-за ее онлайн-шалостей, ты слишком ратуешь за брак, не думаешь?
Я выпуталась из его рук, некоторое время не желающих меня отпускать, но затем все же разжавшихся, выпрямилась и, допив сок, предупреждающе посмотрела на Дениса.
- Разве тебе не хочется, - передразнила его, - быть более осторожным и смотреть на девушек только как на постельных грелок?
- Нет. Мне это надоело. Причем уже давно. Это первое. А второе: повстречай я тогда тебя, а не ее, развода бы не было.
- Уверен? Я тоже могу послать фото топлесс Левшукову, например. - Съязвив, я поднялась с дивана, начала собирать грязную посуду с журнального столика. Поймала его насмешливый взгляд, красноречиво сказавший мне, что мою браваду этот упертый баран раскусил.
Да, черт возьми. Я бы не смогла отправить такое фото ни Левшукову, ни еще кому-нибудь, пока сплю со Златогорским, будь он неладен, и, кажется, считаю его полностью своим, а себя — его.
Дальнейший вечер, что логично, не заладился. Я злилась на Дениса, но делала вид, что все в порядке и не костерю его про себя. Он делал вид, что разговора про брак вовсе не заводил. Помог мне с посудой, убрал в холодильник остатки ужина. Постель даже постелил, показав, что домой ехать не собирается. Против я не была, пусть остается. Но нельзя же вот так безнаказанно позволять ему делать такие намеки и потом чувствовать себя после них на подъеме, улыбаться с хитринкой, будто знает, что все равно будет по его хотению-велению.
Мы легли, точно Тристан и Изольда, - пара мечей между нами спокойно поместилась бы. Молчали. Когда начал наваливаться сон, Златогорский негромко выдал:
- Я потом повторю свое предложение.
- Попробуй, - фыркнула я.
А утром, конечно же, пришлось снова искать общий язык. Попробуй его не найди, когда разделяешь с мужчиной на двоих огонь близости, оргазм и измождение после. И таешь от его нежности и неторопливых ласк.
ФОРУМ
Источник: http://robsten.ru/forum/74-3130-1
0
кажется не сиюминутно нужным, уютно отдаляемым в дебри будущего
