Глава 6.

Агата, превозмогая слабость, приплелась на кухню, где критически осмотрела содержимое холодильника и кухонных шкафов. Прикинув в уме, что ей нужно купить, она поставила вариться овощи и рис для суши. На этом силы, казалось, покинули девушку, но она была не из тех, кто сдаётся или отступает, она просто присела на краешек стула и положила голову на руку, совсем на чуть-чуть, самую капельку.

Проснулась она от того, что её голову устраивают на подушке, а саму кутают в тёплое одеяло на большом и светлом диване в огромной комнате с ёлкой.

- Зачем ты встала, Мурочка? – глаза Ярослава смотрели с укоризной, но сам он улыбался.

За предыдущую неделю, пока Мурочка болела, он спал едва ли по три часа в сутки, она сильно напугала его, когда, вернувшись, он нашёл её, сидящую у дверей дома, сжавшуюся в комочек, с застывшими следами слёз. Итогом стала сильная температура, впрочем, и нервное потрясение тоже вполне могло сказаться на девушке.

Не было похоже, что Мурочка хоть раз в жизни видела оружие. Да и сам Ярослав был не любитель этого, он не ходил даже в тир, не то чтобы держать в доме огнестрельное оружие, в отличие от Антона. Который, конечно, рисковал, возя с собой подобную «игрушку», но это был маленький городок, никто не останавливал и не проверял одного из владельцев самого крупного бизнеса в их области, так что он чувствовал себя вольготно. Вряд ли он стал бы настаивать на том, чтобы девушка выстрелила, но, возможно, не имел ничего против, если бы Агата не совладала со своим страхом или чувством мести.

Ни Антон, ни Ярослав не могли чувствовать ничего, кроме брезгливости, отвращения и желания уничтожить, по отношению к этому человеку, впрочем, как и Мурочка. Ей всё-таки пришлось рассказать о незавидной участи её старшей сестры, и девушка провела в слезах больше суток, сокрушаясь и обвиняя во всём случившимся себя, что не помогла и даже не интересовалась её жизнью, пока не стало слишком поздно. Каким образом Агата умудрялась брать на себя вину своего отца, Ярославу было непонятно, он немного поспорил с Мурочкой, но потом им пришлось переключиться на Лютика, чтобы рассказать ему это, максимально сгладив для него информацию.

Они сказали, что пришёл официальные ответ, и даже напечатали его, поставив для убедительности пару штампов от фирм Ярослава. Наивному Лютику и не понадобилось больше. Он очень долго плакал, но потом огорошил всех вестью, что мама скоро переродится, скорее всего – в какое-нибудь растение, ведь переродился же Менелай в Ярослава… Никто не стал спорить с мальчиком. Возможно, когда его жизнь станет по-настоящему постоянной и устроенной, когда он почувствует себя под защитой – он перестанет выдумывать себе истории и верить во все мифы и легенды, а, возможно, станет Андерсеном своего времени.

Антон не мог знать, что Агата, идя по летней дорожке, всегда поглядывает на землю, чтобы не наступить на муравьиную дорожку, и никогда не убьёт паука в доме, она аккуратно, как бы страшно или противно не было ей, посадит его на руку и отнесёт в более безопасное место. Ярослав всерьёз опасался, что Агата страдает угрызениями совести от того, что использует «Фумитокс» летом, потому что когда-то давно она задумчиво спросила, сильно ли страдают комары, когда гибнут от него… На что Ярослав, не моргнув глазом, ответил, что комары вовсе не страдают, а просто опасаются... В общем-то до этого он не задумывался о действии этого препарата и, глядя на молоденькую блондинку на пляже, удивлялся не то её наивности, не той удивительной душе, способной в её сложной ситуации задумываться об участи комаров. Она была слишком молоденькой и слишком блондинкой.

Стоило ли удивляться, что стычка и последующие события привели к болезни и нервному срыву Мурочки?..

- Так зачем ты встала, Мурочка?

- Сегодня Новый год, большой дядя.

- Я знаю.

- Мне нужно приготовить, - она нахмурилась. – Ты же ещё хочешь провести Новый год с нами?

- Конечно, это семейный праздник.

- А у тебя нет никакой другой семьи? – почти засыпая. На самом деле Агата подумала о родителях Ярослава, о своём папе, но не успела развернуть свою мысль, потому что подушка была уж слишком  мягкой, а одеяло – очень уютным, хотя  менее уютным, чем ладонь большого дяди рядом с её лицом, конечно.

Проснувшись ещё раз, она тут же побежала на кухню, где в удивлении обнаружила Ярослава, не замеченного раньше за таким делом, как приготовление еды, и Арни, который мелко-мелко резал лук, не слишком быстро, но старательно. Лютик за кухонным столом развлекал Машеньку раскладыванием ярких кубиков.

- Проголодалась?

- Что вы делаете?

- Добываем мамонта, раз наша мама спит, - Ярослав обернулся и подмигнул заспанной девушке, которая стояла в его футболке и промаргивалась на ярком свету кухни.

- И как мамонт? – она уже успела оценить размеры добычи в виде кусков мяса и стейков рыбы в маринаде.

- Уверен, тебе понравится, - ещё раз подмигнул, и Агата подмигнула в ответ, отчего мужчина широко улыбнулся и в два шага пересёк довольно большую кухню, чтобы поднять девушку и поцеловать её. Целомудренно, при детях, но всё равно поцеловать, она вцепилась ему в шею и не хотела отпускать.

- Тебе уже лучше, Мурочка? – он говорил тихо, на ухо. – Скажи, что тебе лучше.

- Лучше, я просто переживаю, что Новый год… а…

- Мурочка, мы всё с парнями решили, нет такого мужчины, который не умеет готовить шашлык, потому что невозможно испортить еду, приготовленную на огне. Так что мы с Арни приготовим шашлык, для тебя рыбу, если ты захочешь, парни всё же любят мясо. – Тут Арни закивал в знак согласия, и даже Лютик, всем известный малоежка, поддакнул. – Овощи и всё, если ты больше ничего не хочешь, конечно. 

- Я думала сделать суши.

- Мы заметили, - он покосился на подгоревший рис. – В следующий раз сделаешь.

Он вспомнил, как совсем недавно пришёл домой позже обычного, заранее предупредив, он думал, что Агата будет спать вместе с Машенькой, но застал её, тихо смотрящую телевизор, свой любимый сериал, она улыбалась и выглядела ещё моложе, если это было возможно.

- Диииин, он классный.

- Это который? – он сел рядом и устроил Мурочку у себя на колене, она облокотилась на широкую грудь и продолжила смотреть на экран.

- Вот этот.

- Я так и думал, действительно, классный.

Дин, как и сериал, Ярославу не понравился, а вот то, как тихо сидела Мурочка, обнимая его и отвлекаясь на поцелуи во время рекламы – понравилось очень. Последние десять минут серии они уже не досматривали, потому что Мурочка всё-таки бросила любование телевизионным героем и окончательно переключила своё внимание на мужчину рядом, отдаваясь поцелую с такой страстью и нежностью, как умела только она. Это был коктейль из желания обладать сразу и желанием растягивать удовольствие как можно дольше. Он уже было принял решение не тянуть больше с удовольствием, как почувствовал, что Мурочка отталкивает его.

- Сейчас, - она побежала на кухню и вернулась с тарелками, фужерами и салфетками, в следующий заход она принесла огромное продолговатое блюдо с суши и роллами и завершила сервировку бутылкой белого вина.

- Заказала? – он подцепил палочкой ролл и отправил в рот. - Где? Не помню, чтобы где-то так вкусно делали… ууууууу… Ты открыла новое место, Мурочка.

- Сама сделала, - она было хотела обидеться, но мужчина в наслаждении закатывал глаза, поедая плоды её труда, так что всё, что могла девушка – радоваться.

- Вау! – он даже на мгновение перестал жевать.

Потом он ел, а Мурочка пила под хитрым взглядом большого дяди, который не имел ничего против немного хмельной женщины на его большом диване, потому что уже знал, какой игривой становилась Агата, насколько открытой в выражениях своих шальных желаний, настолько шальных, что ему иногда приходилось останавливать её в шутливой форме.

- Мурочка, если я даже легонечко тебя придушу, от твоей шейки ничего не останется.

- Самую капелюшечку, - она показала пальцами размер капелюшечки.

- Вьёшь верёвки из большого дяди.

Он согласился и сделал вид, что сдавил тонкую шею Мурочки, на самом деле едва касаясь пальцами белой кожи и заметной синей венки, отчего Агата так громко вскрикнула, что, испугавшись, что дети всё-таки услышат, он закрыл ей рот рукой. 

Как же он любил ласкать Мурочку, любил дарить ей нежность, на которую только был способен, он любил проводить ладонью по светлой и гладкой коже бедра, надавливая совсем немного, но ощутимо для девушки, потому что она пододвигалась ближе и отодвигала одну ножку в сторону, как бы приглашая, желая продолжить ласки. Он любил её нетерпение и то, как недовольно она хмурилась из-за его наигранной медлительности, когда он гладил её по белью, лишь иногда ныряя под, пока не снимал с неё трусики и продолжал свои ласки пальцами, пока, потеряв собственное терпение, не проходился языком по складочкам, кажется, хмеля от вкуса. Он не был большим любителем подобного, но с Мурочкой всё было по-другому.

Она вся была другая. Более нежная, более страстная, более импульсивная и искренняя. С той же страстью, с которой она отдавалась его ласкам, она дарила свои. Он терялся в них, в аромате кожи, смешанном с ароматом лёгких духов и шампуня, в стонах и шёпоте, в её жажде. Она хотела его, он видел, что она хотела, и не только его большое тело. Заглядывая ему в глаза, она спрашивала: «Ты мой, большой дядя?» Он всегда отвечал одно: «Твой». Ему хотелось, чтобы и Мурочка была его, но она была слишком молоденькая и слишком блондинка…

Пока Ярослав с Арни кружили возле большого мангала под светом фонарей, Людовик играл на улице с Машенькой, девочка заразилась общим весельем, и сколько бы Агата не укладывала её спать, она только больше разыгрывалась, и чтобы избежать капризов, девочку одели потеплей и вывели на улицу, надеясь, что погуляв немного, она всё же уснёт.

Уже сидя за столом, под звуки курантов, Ярослав окинул глазами большую комнату, где был накрыт стол, за котором сидели красиво одетая Мурочка, Арни в светлой рубашке, которого явно нервировал официальный дресс-код, Лютик в рубашке более детской расцветки и Машенька в красивом платьице и с огромным бантом, который держался на широкой резинке и пока ещё не был сдёрнут беспокойной ручкой, и растерялся, потому что впервые в жизни он не знал, что ему желать.

Сразу после тоста, когда Арни поднял фужер шампанского со взрослыми, сделав вид, что первый раз употребляет алкоголь, а Ярослав сделал вид, что поверил, все прошли к большой ёлке, где уже появились подарки.

- Тут не было подарков, когда мы заходили, я проверял! – Лютик, который буквально поминутно заглядывал под ёлку в поисках подарков. - Смотрите, смотрите! – мальчик был в восторге. – Дед Мороз выпил молоко, целый стакан, и съел печенье, ему понравилось!

- Ещё бы, - пробурчал Ярослав, который десятью минутами раньше, пока Агата отвлекала ребёнка просьбами помочь, буквально давился этим молоком и слишком сладким печеньем. «После водочки – то, что надо».

- Так мы будем смотреть подарки? – Агата.

- Да! Да! – Лютик уже распаковывал большие коробки, с его именем на маленьких карточках, и в восторге смотрел на дополнение к железной дороге, которая уже пересекала практически всю большую комнату и огибала светлый диван. Дед Мороз добавил несколько железнодорожных составов и даже депо. Лютик обнимался с коробкой и ни на минуту не вспомнил о своём «настоящем» письме Деду Морозу. Несмотря на его веру в перерождение, Агата опасалась, что Лютик будет всё-таки ждать маму, но, видимо, перспектива собрать новенький состав увлекла мальчика больше.

- А что это? – Ярослав якобы удивлённо глядел на небольшую коробку. – Написано: «Арнольду»…

Арни неуверенно протянул руку и в следующую минуту молча, с каким-то благоговением, смотрел на коробку с заветными буквами и набором цифр – вожделенный сотовый телефон с набором функций, памятью и экраном, телефон, о котором он и мечтать не смел, но всё равно хотел.

- Я же плохо окончил четверть, - сказал тихо и как-то растерянно.

- Может, Дед Мороз не в курсе? - Агата.

- Ему не важно, как ты окончил четверть, он верит, что год ты закончишь хорошо, - Ярослав.

Машенька не дождалась своего подарка, яркую каталку - жёлтого жука, который трещал и топал лапками. Она уснула на руках у мамы, скинув всё-таки бантик, её светлый волосики вились, и она не могла разделить восторга от чудес Нового года ни с братьями, ни с родителями, ведь каждый день для неё был сродни этому празднику – с подарками и открытиями.

Пришла очередь Агаты, и она смотрела на серьги с рядом белых и бордовых камней, и на такой же кулон на тонкой цепочке.

- Это же не бриллианты? – она растерянно смотрела на зелёный бархат.

- Брильянты, Мурочка, - он улыбнулся в широко, как блюдца, распахнутые глаза. – Не переживай так, тут камушки не больше трети карата и чистоты две трети.

- Аааааааааааа, - девушка не поняла, что это значит, но звучало довольно пренебрежительно, поэтому она позволила Ярославу вставить в свои уши серьги и надеть цепочку, и долго любовалась собой в зеркало, пока довольный мужчина застёгивал на левом запястье новые часы – его слабость. Ярослав любил часы, коллекционировал, часто участвовал в аукционах и тратил на них порой неразумные деньги. Эти были раритетные, выпущенные в СССР и прекрасно сохранившиеся. 

Следующего подарка с маленькой табличкой «Ярославу» мужчина не ожидал никак, он развернул тубу из ватмана и долго рассматривал коллаж из фотографий за последние полгода, надписи детскими руками, кое-где с ошибками – Лютик, отпечатки маленьких ладошек и ножек, надпись же на разноцветном листке бумаги гласила: «Лучшему папе».

- С днём рождения, - сказала девушка. – Это от всех нас.

Он молчал, пытаясь спрятать подступившие слезы.

- Не очень-то весело, когда день рождения первого января… - Мурочка, сочувственно.

- Спасибо.

- Тебе понравилось? – недоверчиво Лютик, это была его идея, он видел такой плакат в доме Антона, и ему понравилась идея. До этого года у Лютика не было человека, которого он считал бы папой, называть называл, но не считал. Но этот большой мужчина, который катал его летом на квадроцикле, разрешал искупаться в холодном море, пока не видит мама, и позволил дружить с Цезарем, стал ему папой, поэтому идея с подобным плакатом пришлась ему по вкусу, и в течение пары недель они корпели над ним всей семьёй, по очереди отвлекая Машеньку, которая стремилась во что бы то ни стало принять участие в творческом процессе. 

- Конечно, конечно понравилось, Лютик. Я просто уверен, что я никогда в жизни не получал подарка лучше, - мужчина не лукавил, и это удивляло его самого.

Он повесил ватман в своём кабинете и любил рассматривать его, Антон, зайдя в комнату, оценил по достоинству творчество новой семьи партнёра.

- Своих-то не собираетесь родить?

- Да вроде нет…

- А чего? Можно уже и о своих подумать. Хорошая разница будет с узкоглазым твоим, да и с дочкой.

- Думаешь?

- А то… подумай, успеть-то ты успеешь всегда, но не век же чужих нянчить, свои – они по-другому чувствуются.

Детские песни звучали громко, на весь дом, Машенька маршировала и пританцовывала под них, смешно виляя попкой и выписывая сложные па ручками. Агата маршировала вместе с ней и заливисто смеялась, так же громко, как играла музыка. Арни закатил глаза и, недовольно фыркнув, поднимался к себе, столкнувшись с Ярославом.

- Что там? – мужчина уснул в обед вместе с Машенькой и проснулся только от топота и орущего из динамиков: «На танцующих утят…»

- Танцы.

- Балерина растёт, - мужчина, улыбаясь, спустился вниз и теперь стоял в широком дверном проёме, любуясь на двух блондинок. Постарше и помладше, обе были с волосами светло-пшеничного цвета и молоденькие.

Он присоединился к танцующей Мурочке, потому что спокойно смотреть, как она задорно крутит попкой в красных – а каких же ещё? – трикотажных брючках под «быть похожими хотят не зря, не зря», он не мог и решил, что вполне сойдёт за бегемота, который «ничего не разберёт, но старательно поёт».

- Что ты хочешь на день рождения, Мурочка? – он легко прижал к себе девушку, и она, в который раз, отметила, что для такого огромного человека он на редкость легко двигался и чувствовал музыку, давая свободу своей партнёрше, ведя её незаметно. Попросившаяся на ручки Машенька сидела между мамой и папой и всем своим видом выражала удовольствие, она звонко и по очереди целовала людей, считающихся её родителями, и забавно морщила носик, точь в точь как Мурочка, отметил Ярослав.

- Не знаю, я не думала.

- А ты подумай, ты же хочешь праздник?

- Пазник, - запричитала Машенька и показав, что хочет вниз, рванула за игрушкой, показывая этим, что уж кто-кто, а она точно хочет праздник, потому что в праздник она получала новую игрушку. Праздников в календаре было на редкость много, и игрушки грозили заполонить весь дом, пока Ярослав не придумал прятать половину из Машенькиной коллекции, а потом, через месяц, менять на другую половину. Пара любимых плюшевых игрушек и яркие каталки – Машенькины любимцы, – не прятались никогда.

- Так что? - он воспользовался минутной паузой, пока девочка отвлеклась, и приподнял Мурочку, спрашивая её в губы. - Хочешь праздник?

- Праздник тела хочу.

- Ого, - он опешил, потом засмеялся. – Ты совсем решила заездить большого дядю?

- Заездишь такого… Но ты не так понял. Хочу косметолога, спа-салон, грязи какие-нибудь, водоросли, шоколад, горячие камушки на попку…

- Ооооооо, камушки на попку, может, я тебя отшлёпаю пару раз, и будут тебе камушки? Ох, какие горячие.

- Ты только обещаешь, большой дядя, - она сделала вид, что обиделась. На самом деле Агате даже нравилось, что большой дядя не мог как-либо причинить Мурочке боль. Иногда её заносило в своих фантазиях настолько далеко, что она начинала требовать их воплощения от Ярослава, на что он только смеялся:

- Тебе не понравится.

- Откуда ты знаешь? Может, понравится.

- Ты слишком скандалистка, и ты не терпишь боль… Вообще никакую боль не терпишь, так что прости меня, Мурочка, но я не стану ассоциировать боль с собой, получится, что ложки найдутся, а осадочек останется.

- Такой скучный, - набычившись.

- Хочешь, переоденусь медсестрой, клянусь, веселее зрелища ты не видела! – и Мурочка смеялась, и забывала о своих фантазиях, потому что на самом деле она любила, когда Ярослав обращался с ней бережно, словно она из фарфора. И она на самом деле боялась боли, прищемив палец, она проплакала половину дня и потребовала укол обезболивающего, а после укола плакала ещё половину дня, уже от укола. Ну, и чтобы большой дядя её утешал. Машенька была на попечении старших братьев, и Ярослав утешил её не один раз, уговаривая не кричать так громко.

На целую неделю они уехали в дом отдыха с хорошими, по-европейски благоустроенными номерами, где в комплекс услуг входил большой спа-салон с огромным перечнем процедур. Пока Ярослав осматривал достопримечательности этого и соседнего городка и «откисал» в аквапарке и на аттракционах с детьми, Агата получала удовольствие и ощущала себя самой настоящей блондинкой, молодой и красивой, какой она и была на самом деле. Заботы о трёх детях часто лишали её этого, и хотя с появлением большого дяди ей стало намного проще и легче, как морально и материально, так и физически, иногда она скучала по своим беспечным денькам, но так ведь бывает со всеми мамами, думала Мурочка и не жалела о том, что приняла решение взять племянников себе.

Стоя в Центре ландшафтного дизайна, присматривая украшение для немного пустого пространства перед домом, Мурочка то и дело натыкалась глазами на небольшие и с виду чахлые кустики, среди которых попадались довольно крупные растения с большими корнями и огромными комами земли на них.

- Что это?

- Сирень, - ответила бодрая девушка-консультант, демонстрируя фотографии и видеозаписи, рассказывая о достоинствах того или иного сорта, морозостойкости, светолюбивости и о том, насколько он пригоден в здешнем климате.

Её глаза то и дело возвращались к фотографиям огромных белых шапок со звучным названием «мадам Лемуан».

- Переродится… - задумчиво сказал Ярослав.

- Ты умеешь сажать сирень?

- Нет… я вообще ничего сажать не умею, только газон стричь, а всем остальным рабочие занимаются…

- Но ведь переродится…

- Значит, переродится, - он обернулся к девушке и, купив ещё пару приличных кустиков, на всякий случай, а так же взяв подробнейшую консультацию, заказал доставку.

Всей семьёй они долго гуляли по небольшому старинному городку, Агата чувствовала себя отдохнувшей, выспавшейся и довольной. Она даже не обращала внимания на взгляды, которые неминуемо привлекала семейство. Высокий, крупный мужчины, чьи мышцы буквально играли даже под светлой лёгкой курткой, молоденькая блондинка рядом с ним и трое детей, один из которых – высокий чернокожий подросток, второй – шустрый маленький китаец, и малюсенькая девочка со светлыми кудряшками, которая устроилась на руках здоровяка и практически потерялась там, обнимая огромную руку, облокотив голову на грудь.

Наверное, она бы не поверила, что она – это она, покажи ей такую картину года два назад, когда она прыгала от радости после получения диплома, а Лёшик кружил её и говорил, как он гордится Агатой. Ах, какие грандиозные планы были у девушки, какие заманчивые предложения работы: новые места, города, перспективы и Лёшик рядом навсегда-навсегда. Даже папа в те дни гордился девушкой и, в порыве, купил её любимый десерт «Тирамису», который она, как истинная блондинка, съела ночью, запивая шампанским и целуясь с Лёшиком.

Теперь всё было по-другому, у неё не было таких радужных перспектив, вряд ли она когда-нибудь получит заманчивое предложение по работе, да и Лёшик канул в лету, остался только десерт, который она вполне могла съесть ночью, запивая шампанским. И это ничуть не расстраивало Агату. А вот взгляды женщин на большого дядю очень расстраивали, она начинала понимать восточных мужчин, которые прятали лица своих красивых наложниц под паранджой, потому что она, как султан, не хотела, чтобы на него смотрели. Она даже попросила его снова отпустить бороду, чуть поменьше, чем была, но, к ужасу девушки – с бородой на него смотрели ещё чаще.

В глубине души она понимала женщин, когда-то она сама засматривалась на идущего по пляжу расслабленной походкой Ярослава, да и сейчас нет-нет, да и заглядывалась, буквально застывая и любуясь мужчиной. Его ростом, статью, размахом и обезоруживающе-открытой улыбкой.

Он ложился на диван, смотря научно-публицистические или исторические  передачи, и она любовалась морщинками у глаз, порой не выдерживая, начинала осыпать лицо поцелуями, потом, устроившись в его руках, когда он немножечко пододвигался, смотрела передачи, находя их интересными, и со временем у них появился один цикл телепередач, выпуски которого они старались не пропускать. Конечно, всегда можно скачать в интернете, но в том, чтобы вдвоём укладываться на диван, внимательно смотреть, а во время рекламной паузы целоваться – была своя, особенная прелесть, слишком вкусная, чтобы отказываться от неё.

Возвращались они домой уставшие и счастливые, Машенька уснула в детском кресле, Арни погрузился в чтение, Агата смотрела в окно. У дома машина остановилась, чтобы дать открыться воротам, и глаза Агаты выхватили рядом с домом автомобиль, от вида которого что-то подпрыгнуло у неё внутри, ударило в голову, а потом сбежало в пятки, как потерявшаяся душа. Ярослав держал на руках спящую Машеньку, пока мальчишки, толкаясь, заходили в дом.

- Иди.

- Но? – Агата встала, как вкопанная, в ужасе смотря на мужчину.

- Иди, иди, Мурочка.

- Я не пойду…

- Парень приехал издалека, значит, так просто и быстро не уедет, правильно? Так и будешь прятаться или сразу поговоришь?

- О чём…

- Ну, уверен, у вас масса тем для разговоров, иди… - он открывал одной рукой дверь и заносил Машеньку, которая доверчиво, как могут только дети, спала на руках своего папы, который ни разу в жизни не обидел маленькую девочку, даже по её, совсем ещё детским меркам. Всегда брал на руки, когда она хотела, кружил и подбрасывал высоко-высоко и катал на коленках «по кочкам, по кочкам».

На негнущихся ногах Агата подошла к машине – «Иди. Не будешь прятаться. Иди», – и открыла дверь, проваливаясь сразу в своё откровенно беспечной прошлое. На неё смотрели глаза Лёшика, парня, которого она любила так долго, что не представляла своей жизни без него, не отпускала его, держалась за эти воспоминания и никак не хотела их отпускать, не хотела верить, что это в прошлом и никогда не вернётся.

- Агата, - девушка замерла, словно прислушиваясь. - Агата, нам надо поговорить.

- Говори, - встала в позу.

- Сядь, пожалуйста.

- Нет, - не очень уверенно.

- Пожалуйста, Агата, я почти три дня практически живу в этой машине… Ждал тебя, пожалуйста, поговори со мной.

- Ладно, - в салоне было тепло, немного прокурено, освежитель воздуха смешивался с запахом табака, глупая фигурка собачки всё так же была на передней панели, и та же маленькая дырочка от сигареты на чехле сиденья. Агата в ту ночь перебрала с алкоголем, и смеющийся Лёшик заталкивал в салон сопротивляющуюся в шутку девушку, итогом стала затушенная об обивку сигарета. Потом она требовала, чтобы он вёз её быстро, по кольцевой, но там была пробка. Попытка сделать минет в машине с треском провалилась, потому что девушка уснула, как только облокотилась головой о ногу парня, и ему пришлось заносить девушку домой на руках. Потом, когда Агата проснулась, они пили ещё, она с его губ – шампанское, и любили друг друга, как шальные, и девушке казалось, что так будет всегда, вечность. Что никто и ничто не сможет изменить ни её отношения к Лёшику, ни его к ней.

- Помнишь? - он перехватил её взгляд на дырочку и улыбнулся, как на уроке русского, когда протягивал ей листок с её решённым вариантом теста. 

- Ага, - она засмеялась. Она помнила. Помнила всё.

«А помнишь?»

«А помнишь?»

«А это помнишь?»

«А это?» – пока машина медленно передвигалась по незнакомому водителю городку, который не замечал ни солоноватого запаха моря, ни аромата соснового бора.

В номере гостиницы он резко дёрнул на себя девушку и стал буквально пожирать её губы, чему она отдавалась так глупо и настолько бездумно, что не верила сама себе, но это был Лёшик. Тот самый Лёшик, что, краснея, передал ей валентинку в седьмом классе, тот самый Лёшик, что танцевал с ней весь выпускной после девятого класса, тот самый Лёшик, с которым она разделила самую первую свою ночь, она была и у него первой, они волновались, но твёрдо решили не отступать, и не отступили. Тот самый Лёшик, что стоял под окнами института, пока она, волнуясь, сдавала диплом, и тот самый Лёшик, что должен был провести с ней всю жизнь…

Агата, кажется, пришла в себя, она понимала, кто она и где находится, она видела, что на ней уже нет лёгкой трикотажной кофточки, чувствовала все движения Лёшика, которые были слишком требовательными, слишком судорожными, слишком чужими и слишком отталкивающими.

- Нет, НЕТ! - она буквально закричала.

- Почему, Агата? Ты же хочешь, - она была вынуждена признать, что хочет… да, хочет, но разве так хотят мужчину на самом деле? Разве так ощущается острая потребность не в сексе, а в человеке, который рядом?

- Ты уехал, ты бросил меня, ты испугался, а теперь врываешься в мою жизнь и даже «прости» не сказал!

- Прости, если тебе это так важно, - на этих словах она почувствовала, как губы Лёшика жёстко сомкнулись у неё на шее и слегка втянули белую кожу девушки. - Я испугался, я был растерян, эти дети свалились на тебя, и всё перевернулось, изменилось, ты уже не была со мной… ты была с ними… Я имел право испугаться, согласись!

- Ты испугался? Ты растерялся? Это МНЕ на порог поставили племянников весьма экзотической внешности и девочку-младенца, это МНЕ пришлось бегать по инстанциям и по комитетам по правам ребёнка, это Я бежала от скинхедов с Арни и боялась ещё неделю выйти из дома, пока не закончились памперсы у Машеньки, а мне некому было их принести, это на меня наваливались счета, как снежный ком, а денег не хватало даже на молоко и картошку, это меня выгнал отец из дома, когда я попросилась к нему хотя бы на месяц, и это мне пришлось срываться и бежать, куда глаза глядят, потому что какой-то псих-сектант угрожал мне и моим детям! Это я растерялась, я испугалась, я тряслась, когда ехала в никуда, надеясь, что дом, о котором я договорилась, хотя бы немного пригоден для жилья, и меня не обманут в чужом городе, и это я не ела иногда по три дня, чтобы детям досталось больше. А ТЫ просто сбежал, даже «прости» не сказал, просто сбежал, когда я попросила тебя принести хлеба… Ты знаешь, что у меня не было денег на другой хлеб?!

- Я не думал… Агата, я люблю тебя, люблю, больше этого не повторится, мы справимся, мы будем вместе, я долго искал тебя, я нашёл, я хочу быть с тобой… Девочку мы можем усыновить, она же крошка совсем, а мальчишкам хорошо будет в кадетском корпусе, они же сироты, их должны взять, я узнавал.

- Чтооооооооооооо?

- Ну… нет, не так, а как ты хочешь? Я всё сделаю для тебя, Агата.

- Всё сделаешь?

- Всё.

- Никогда больше не возвращайся в мою жизнь, никогда, - она тяжело встала, оделась и, тихо закрыв дверь, вышла.

Было уже под утро, когда она всё же решилась переступить порог дома большого дяди, понимая, что следовало бы вернуться сразу, но никак не удавалось уговорить себя посмотреть в глаза этому человеку. Стыд заливал девушку от кончиков светлых волос до мизинцев на ногах.

Она тихо прошла вниз, туда, где располагался спортивный зал большого дяди, и сейчас смотрела на человека, который «жал от груди», так, кажется, это называется.

Ярослав казался спокойным, лишь что-то изменилось в уголках глаз, и он не улыбался. Совсем.

- Я… - Мурочка не знала, что сказать в своё оправдание.

- Хорошо провела время? – он смотрел сверху вниз, и Агата понимала, что он там видит.

- Не очень, - она вспомнила, как бродила и бродила по холодным улицам под моросящим дождём, пытаясь утихомирить разрывающие её рыдания.

- Сочувствую твоему горю, - он обошёл, не коснувшись.

- Ты…

- Мурочка, девочка, не нужно сейчас… я не хочу тебя обидеть, но боюсь, что сделаю это. Вечером, ты скажешь мне всё вечером, если ещё будешь тут, конечно… Долгие проводы – лишние слезы, так говорят.

И ушёл.

Он не спал всю ночь, ругая себя, что отпустил свою Мурочку, но понимая, что это правильно. Как бы ни было тяжело – это было правильно. Целый день он просидел, смотря на выключенный монитор компьютера, пару раз послав по всем известному адресу Антона, чем вызвал немалое удивление. Ярослав крайне редко прибегал к нецензурной брани, да и голос он повышал редко.

Зайдя в дом, он увидел коробки с вещами, пару чемоданов у дверей, и молча поднялся на второй этаж.

- Собираетесь? – спросил очень тихо, потому что пропал голос от ужаса, что завтра, а может быть – уже сегодня, его не разбудит Машенька, он не споткнётся о машинку Лютика, не учует тщательно замаскированный запах сигарет от Арни и, самое главное – он не обнимет Мурочку. От этого стало невыносимо больно.

- А? – на ходу, упаковывая вещи в красный – а какой ещё? – пакет. – Собираемся, думала, управлюсь, но вот… подзадержались, ты не волнуйся, вечером мы уедем, я такси вызвала грузовое.

- Деньги есть?

- Конечно, конечно есть, ты же вроде как продолжал мне переводить деньги на карточку… так что есть.

- Ах, да, да, - растерянно. Когда в первый месяц после того, как они стали вместе жить, Ярослав перевёл деньги за месяц, Мурочка пришла в негодование, и он еле уговорил её, что каждой уважающей себя блондинке нужны деньги на «шпильки», с чем она согласилась, однако от сверхурочных отказалась в категоричной форме. Видимо, она не тратила эти деньги.

Небольшой листик привлёк внимание в полупустой спальне, мужчина внимательно перечитал и даже перезвонил по одному из записанных номеров. Быстро спускаясь по лестнице, он почти споткнулся о сидящего там Лютика, с тоской смотрящего на передвижения в доме.

- Прости, - машинально.

- Ничего страшного, - уныло. – Вы почти не задели меня.

- Вы? – он замер.

- Вы же теперь нам не папа, - он мужественно хлюпнул носом. – Это ничего, папы и раньше передумывали… - отвернулся, чтобы Ярослав не увидел слёз.

Мужчина посмотрел вслед поникшей худенькой фигурке Лютика и двинулся на шум в прихожей, где Мурочка пыталась передвинуть огромную стремянку, но, похоже, стремянка уверенно одерживала победу.

 Он придержал непослушную лестницу.

- Что это? – показывая на листок бумаги с почерком девушки.

- А, так… выбирала, куда поехать.

- Выбрала?

- Да, ты знаешь, я посмотрела… хороший городишко, тихий такой… На местном форуме ничего нет про скинхедов, может и самых скинхедов тоже нет… Недвижимость стоит недорого, моря, жалко нету… Мне понравилось море, но да ничего, не век же за соль в воде держаться, правильно?.. - Она говорила не очень уверенно, Ярослав видел, что Мурочка уговаривает себя.

- Нет, правда, большой дядя, там вполне прилично, садики есть, Машеньку должны без очереди взять, она же сирота… приёмные детки по льготе идут, я работу найду… Ну, должна быть там хоть какая-то работа, должна, я на любую согласна.

- Мурочка, какая работа, Машенька ещё маленькая, рано ей в садик, болеть будет, - мужчина заволновался не на шутку.

- Значит, раньше переболеет всеми детскими болячками, к школе будет иммунитет крепче. - Агата всегда искала положительное в любой, самой плохой ситуации.

- А что же Парис твой, работать не собирается?

- Какой Парис? – перекладывая из ящика детскую обувь.

- Лёшик твой, чтоб ему провалиться.

- Откуда же я знаю, большой дядя, что он собирается?.. Наверное, а может и работает… не знаю я, - в раздражении, словно о надоевшей теме.

- Мурочка?

- Да, большой дядя.

- Ты одна собралась переезжать, в смысле – без Лёшика своего?

- Вот задрал ты с этим Лёшиком! Может, вам вместе жить, а? Конечно, одна, нахрена мне он сдался, этот твой Лёшик?!

- Вообще-то он твой!

- Да что ты говоришь!

- Мурочка, да ты только-только перестала ночами плакать по нему, ты, когда болела, имя его повторяла… Я тебя влажным полотенцем протирал, а ты Лёшика вспоминала, не я, а ты! Так что он твой – этот Лёшик.

- Но ведь перестала. Перестала плакать! А ты меня просто взял и отправил к нему, к Парису этому недоделанному!

- Тебе нужно было разобраться с этим, ты должна была сама решить, с кем тебе быть. Выбрать! Потому что я никогда не был любителем группового секса, а этот парень постоянно между нами, постоянно.

- Да нет никого межу нами, большой дядя. Да, я скучала… я по прошлой жизни скучала, но это всё равно, что скучать по отрезанной ноге после ампутации, она же не вырастет от этого. Не нужен мне этот Парис. Мне не нужен трусливый, жалкий кусок мужика, который бросил меня при первых же трудностях, свалившихся на мою голову, зачем он мне? Для чего? Только напоминать о том, чего у меня уже не будет никогда… а нужно это, то, чего не будет? Да есть ли теперь выбор…

- Говорят, выбор есть всегда.

- Говорят, в Москве кур доят! Ты уже выбрал, ты выбрал… «иди»… просто так… «иди».

- А что я должен был делать?

- Не пускать меня, закрыть, мордой об капот этого Париса доморощенного размазать. Менелай войной пошёл против Трои за свою Елену Прекрасную, а ты?

- Ты вправе сама решать, Мурочка…

- Да хватит уже… сама решать… Что решать-то? Сколько мне жить в этом доме? Когда ты  окончательно устанешь от меня и моих проблем… когда укажешь мне на дверь… когда мальчишки тебя достанут или Машенька… или когда тебе надоест играть в примерного семьянина, и ты вернёшься к своим бабам и гулянкам?.. Что я вообще могу решать, большой дядя?.. Приживалка.

- Ты не приживалка и прекрасно это знаешь.

- Конечно знаю, знаю… отойди, пожалуйста, - забираясь на стремянку, что-то ища на самой верхней полке шкафа. – Говоришь, любая блондинка хочет шубку или платье, а особенно туфли, и знаешь, ты прав. Любая хочет. И я хочу. Мы когда покупали мне шубу, там рядом висела очень красивая, очень, из голубой норки… нереально дорогая, но красивая, и я её хочу. И туфли хочу, в которых даже ходить не смогу, но ведь хочу… А больше всего я хочу жить со своим мужчиной и не думать – надолго ли это? Хочу знать, что это навсегда, что я и мои дети так же дороги ему, как и он мне. Я хочу, чтобы его сердце так же останавливалось, когда он смотрит на меня, как моё останавливается, когда я вижу его. Ох, большой дядя, знаешь, какой ты красивый?! На тебя женщины смотрят, они тебя просто едят глазами, слизывают, как сироп, а я хочу знать, что ты всегда будешь со мной, всегда рядом… вот чего на самом деле хотят блондинки! И я хочу знать, что ты пойдёшь войной на Трою или, в крайнем случае, повернёшь голову до щелчка любому Парису и даже мне за попытку изменить тебе…

- Но я не могу гарантировать тебе это, Агата!

- Чего не можешь мне гарантировать?

- Вот это «навсегда»… Я старше тебя на двадцать лет.

- И чтоооооооо? – она просто завизжала. – Надоел ты со своими двадцатью годами, ты посмотри на себя! Ты в такой форме, что любой двадцатилетний рядом не стоял, но не в этом дело… НИКТО не может и НИЧЕГО не может. В любой момент, любой человек может заболеть, умереть, влюбиться, ему могут привезти тройку-другую племянников, но они хотя бы знают, что человек, который с ним рядом, ХОЧЕТ этого. Когда люди клянутся в этом «долго и счастливо», они клянутся в том, что хотят этого. И пусть я плакала по Лёшику, как дура… я с тобой хотела жить и только тебя видела рядом. Как же хотела этого, как хотела… хочу… - не выдержав, Агата заплакала.

Ей некого было винить, всё, что ей оставалось, это принять ситуацию такой, какая она есть. Она уехала с Лёшиком, её не было всю ночь, и Ярослав, который бог знает по какой причине терпел их присутствие всё это время, теперь, наконец-то, освободится от них и вернётся к своей обычной жизни.

Что ж…

- А ведь я даже не переспала с этим куском урода… - себе под нос.

- Чего бурчишь, Мурочка?

- Да, говорю, что даже не переспала с Лёшиком, прикинь… Не Агата, а королева драмы.

- Тебя всю ночь не было, у тебя засос.

- Не сдержался парень, - она говорила нервно, немного с сарказмом и ненавистью к самой себе. - Бывает, потом я его послала и ушла, погода, знаешь, этой ночью была паршивая, пальто, наверное, до сих пор не высохло… Я не буду его забирать, какой смысл, свернёшь его – кашемир скатается, жалко будет… а так, может, отдашь кому-то. Оно хорошее, модное, - слезла со стремянки и пошла на улицу.

Ярослав смотрел на девушку за огромными окнами и никак не мог смириться с тем, что она уезжает… Долго смотрел, прокручивая в голове монолог блондинки. Где-то между шубой из голубой норки и плохой погодой Ярослав понял главное.

Он стоял рядом с продрогшей девушкой и смотрел на заплаканное лицо и трясущиеся не от холода руки.

- Не уезжайте, Мурочка… ты слышишь меня? Не уезжай.

- Я не могу остаться, большой дядя.

- Конечно, можешь.

- Не могу, - слезы было не остановить, но она не всхлипывала, просто слезинки скатывались одна за другой, - я не могу.

- Я хочу, чтобы вы, чтобы ты осталась, хочу провести с тобой всю жизнь, хочу всегда быть рядом, и чтобы ты всегда была рядом со мной… И, знаешь, на самом деле, очень хочется размазать Лёшика по капоту, и если уж быть до конца откровенным, Мурочка, - он нагнулся, чтобы заглянуть в лицо блондинке, - мне до чёртиков хочется по тому же капоту размазать твоё хорошенькое личико.

- Правда?

- Конечно, ты почему сразу домой не пришла? Почему по ночному городу шлялась под дождём, какого вообще села с ним в машину?! Я зол, Мурочка, но всё равно хочу с тобой «навсегда», даже если тебе ещё пяток племянников привезут бортом МЧС. Не уезжай… не надо. Не потому что тебе будет тяжело, я потому что мне будет невыносимо без вас.

- Аааааааа… ладно, - неуверенно.

- Но!

- Что? – она смотрела на Ярослава и, кажется, была готова выполнить любые условия.

- Я поцелую тебя, когда сойдёт засос, прости, Мурочка, это выше моих сил.

- Хорошо.

- Вот и славно, пойдём в дом, синяя уже.

- Так парни, переезд отменяется.

- Так ты теперь снова наш папа? – Лютик, очень осторожно.

- Людовик, я ваш папа в любом случае, и если ты ещё хоть раз усомнишься в этом, клянусь, я не отдам тебе дополнительный комплект рельс, - в расширенные глазёнки мальчика, который мысленно уже добавил к своей дороге ещё пару путей, - с мостом и туннелем.

- Ооооооо, - Лютик забыл, как дышать, мост и тоннель, даже не на день рождения и Новый год…

- Под кроватью в нашей спальне, беги, - легонько шлёпнув вдогонку мальчика, который стремглав кинулся в родительскую спальню за своими новыми сокровищами.

- Арни, кто тебе сказал, что грецкий орех перебивает запах табака?

- Все так говорят…

- Значит, все врут.

- Агата не чувствует.

- Агата молчит, а я не стану молчать, бросай курить, парень. 

Спасибо всем, кто читает. 
Форум. 

Пожалуйста, не забывайте благодарить бету Ксюня555