Ещё несколько секунд Белла лежала неподвижно, а потом осторожно приподняла голову и открыла зажмуренные от страха глаза. Но всё равно ничего не увидела — мир вокруг расплывался и дрожал, как будто она была пьяной или под наркозом.

Я знаю, что будет дальше. Я видела, как Тревор входит в глубину своей панической атаки, как она накатывает на него океанской волной, набрасывает сверху мелкую рыбацкую сеть, не дает выпутаться, режет по живому. И перво-наперво берется за дыхание. Самый лютый страх Тревора – начать задыхаться. Я знаю. Я уже это знаю.
Делаю вперед еще один шаг, что нас с мальчиком разделяет. Накрываю щеки ладонями, большими пальцами касаюсь уголков губ.
- Тревор. Я здесь. Все хорошо. Все сейчас закончится.

- Я позабочусь о Треворе, Falke. Все хорошо.
- Да уж, - он вздыхает, прочистив горло. - Извини, что я так срываю тебя с места.
- Не говори глупостей. Я выезжаю.
- Ты далеко?
- На Reichenberger strasse.
Осекаюсь, сказав адрес быстрее, чем понимаю, чем это чревато. На том конце повисает угрожающая тишина – за мгновение. Голос у Эдварда становится ледяным.
- В Кройцберге? Какого черта?

Гийом чуть прищуривается, проверяя мою искренность. Но потом, просияв, улыбается. Вздыхает.
- Это папа.
- Папа помог тебе, но ты и сам наверняка приложил немало сил, чтобы выучить немецкий, Гийомка.
- Нет, - малыш, качнув головой, привлекает мое внимание к своим словам, - это – папа. Когда я говорю на немецком, я – как папа. Я на него похож.

- Мне нравится такое твое настроение, Белла.
- У меня теперь всегда будет хорошее настроение.
- Даже так?
- Моя семья, наконец-то, дома.
Эдвард тронуто выдыхает, бережно погладив меня по щеке.
- Schönheit...

- Мы спасем тебя от тлетворного влияния зрелых лиц, Белл, - включая первую песню, подмигивает мне Фабиан. Смеется, но на папу смотрит спокойно, даже ласково.
- Это я «зрелое лицо»? – хохочет Эдвард, поворачивая влево вместе с изгибом дороги. На зеленых указателях то и дело мелькает крупное «Berlin».
- Классика в авто, тихие рестораны, никаких сладостей и закусок... наконец-то у Иззы начнется вольная жизнь! Мы приехали!

- Что ты несешь, Сиб?!
Фабиан хмурится, не сдерживая своей мрачности. И Сибель, услышав его тон, глянув на него из-под ресниц, вдруг ощутимо робеет. На долю секунды вспыхивает в ее глазах этот кожей ощутимый... страх. Мимолетный, быстрый, застарелый... выученный, выбитый на костях. Сибель замирает, когда среди мрака, усталости и слез пробивается в ней этот ужас. И Фабиану хочется ударить себя за то, что испугал ее.

- Нам надо будет заключить брачный контракт.
В темноте мой голос звучит тихо, но резко. Эдвард на мгновенье застывает на своей стороне постели. Останавливаются его пальцы, которыми гладит мою спину – всегда так делает, засыпая.
- Что это еще за «надо», Белла?
- Это твоя гарантия. Я не стану лишать тебя гарантий.
Эдвард отворачивается обратно к прикроватной тумбе. Зажигает чертову лампочку.
- Я его не подпишу.

Моя история сообщений.
Элис, 13. 37:
«Белла, ты знаешь, что Эддер встречался с Эмметом? У него папина визитка, я видела сегодня. Прилетаю в Берлин завтра утром, в четверг можем выпить кофе. Что скажешь?»

- Я хочу домой.
- Мы с тобой дома, Белла. В Шарлоттенбурге.
- Это не тот... не там. Я хочу домой, Эдвард, ну пожалуйста.
- Про какой дом ты говоришь? – искренне старается понять, - Портленд?
- Мюггельзе, - выдыхаю. Поднимаю голову и впервые за последние полчаса встречаюсь с Эдвардом взглядом.

Сибель кладет голову Фабиану на плечо, а он медленно, утешающе гладит ее руки. За окном правит тьма и мороз. Фабиан с напряженным, суровым выражением лица наблюдает за снегопадом. Эдвард тоже задумчиво гладит мою руку на своем колене, придерживая руль правой, свободной ладонью.
- Твоя мама дома, Сибель?
Девочка удивлена, что обращаются к ней. Моргает, чуть нахмурившись.
- Она дежурит, мистер Каллен... она всегда дежурит по пятницам.
- Тогда тебе следует переночевать у нас.