На следующее утро я просыпаюсь первой. К этому времени в комнате уже достаточно светло. Всё из-за неплотных занавесок, но благодаря ним, лёжа какое-то время без движения, я вижу родинки на обнажённой спине, то, что Каллен спит на правом боку с рукой, засунутой под подушку, и одеяло, сползшее ему до пояса, а сев в кровати, замечаю ещё и спортивную сумку, которая точно не моя, на полу около собственного шкафа.

 не знаю, сколько проходит времени, много или не очень, но, кажется, успеваю погрузиться в поверхностный сон. Потому что не сразу понимаю, где нахожусь, когда открываю глаза из-за ощущения движения и того, как одеяло чуть поднимается и снова опускается. Запах мыла, свежести воды и просто Эдварда настигает меня чуть раньше объятий.

Он по-прежнему снаружи, когда я всё же открываю дверь. Стоящий на моём крыльце в свете лампочки, что всегда остаётся включённой на всю ночь, и гипнотизирующий телефон посредством взгляда, будто это способно заставить меня написать хоть что-то, невзирая на отсутствие слов в голове. Но стоит Каллену осознать моё присутствие, как он прячет сотовый в правый карман пальто и протягивает мне довольно объёмный бумажный пакет, всё это время находившийся в той же руке.

Просыпаюсь я от звука телефонного разговора и не подразумевающих возражений указаний, произносимых руководящим тоном. Часы на тумбочке слева от меня показывают начало девятого. Я не уверена, что мне когда-либо доводилось спать так долго и при этом ни разу не просыпаться до самого утра. Каллен стоит у окна уже в брюках и распахнутой рубашке и смотрит на мой двор через приоткрытые жалюзи. Тем не менее, в комнате царит приятный полумрак.

Он почти прижимается ко мне, и я ощущаю странное, абсурдное отчаяние, которого не понимаю, не знаю, как к нему относиться, но пальцы моей правой руки, словно повинуясь странному притяжению, не подлежащему контролю извне, вплетаются в бронзово-коричневые волосы на затылке, то ли желая оттолкнуть, то ли наоборот. Я ничего не могу определить даже лично для себя.

Я пытаюсь не чувствовать этого и мысленно отрешиться от ощущения, но сердце ускоряется так, что его биение начинает бешено пульсировать и в шее, и в груди, и я сажусь на стул, потому что не уверена в своих силах и в том, что смогу устоять. Ноги кажутся мгновенно ослабевшими и подгибающимися.

Его взгляд гипнотизирует и подчиняет, он словно говорит, что можно уехать физически, но всё равно остаться под кожей, и с этим я ничего не смогу поделать, и я начинаю думать, что, может быть, это правда. Что, даже находясь в тысячах километрах от меня, он всё равно что будет стоять у меня над душой.

- Куда ты?

- Простите, - я чувствую себя полной дурой… даже больше, чем несколько дней назад. Я не могла такое сказать… Каллен наверняка не один. У него должен кто-то быть. Любимая женщина или просто женщина, с которой он… удовлетворяет свои потребности.

- Я не умею извиняться. Но ты, вероятно, обиделась, поэтому я…

- Я не маленькая девочка, которую дёрнули за косу, и та тут же побежала жаловаться маме, - перебиваю его я, потому что всё это просто нелепо и наивно.

Вдруг оказавшись слишком близко так, что я даже этого не заметила, Каллен без спроса заполняет собой всё моё личное пространство, словно у него есть на это какое-то особенное право, и спрашивать нет нужды, а его аромат почти душит меня, перекрывает мне кислород, но скорее в хорошем смысле, чем в плохом, пока единственное, на что я способна, это думать о том, что он никогда не называл меня по имени. Ни разу до этого момента.

— Рядовой Свон! — с невыносимым ехидством в голосе произнёс лейтенант Каллен, сполна насладившись её замешательством. — Ваше адское испытание начнётся через пять минут и вместо пятидесяти двух продлится всего пять часов. Но не радуйтесь раньше времени. Вам предстоит преодолеть все основные этапы проверки на прочность, которую прошли все, кто служит стрелком на этой базе. Через пять часов мы все узнаем, чего вы стоите как морпех, и главное — вы узнаете это сами.

— Самоирония в морской пехоте так же важна, как и хорошая физическая подготовка, — произнёс Каллен с ехидным прищуром. — А у вас, рядовой Свон, нет ни того, ни другого.

– Я дал зарок, что не буду домогаться тебя сегодня вечером.

Я уже не помнил, почему для меня так важно быть галантным и сдержанным с этой девушкой. Кажется, это составляло часть разработанной мной стратегии, от которой я уже почти отказался.

– Тогда тебе повезло, – прошептала Элис, касаясь носом чувствительной точки у меня за ухом. – Я такого зарока не давала...

- У меня хорошая машина, - встревает Эдвард, отпуская ватку, забирая ее в ладонь и расправляя рукав рубашки, - я создавал этот автомобиль. Я знаю его предельную силу удара. И то, что происходит с пассажирами при ударе, знаю тоже.