Мы входим в дом и в тишину. Здесь так тихо, как будто никого и нет. Только сам дом с комнатами и стенами, но не с людьми. Я запираю дверь, когда Эдвард делает больше одного шага внутрь, и понимаю, что родители действительно не здесь. К дверному полотну прикреплён стикер с клейким краем, я вижу надпись, которая гласит, что родители ушли в гости к папиному сослуживцу, живущему через квартал отсюда, и отклеиваю листочек от двери, комкая его в ладони. Эдвард поворачивается ко мне, и его глаза очевидно прослеживают, как я просто кладу смятый клочок в карман пуховика, прежде чем пройти от двери и начать его расстёгивать.

Каждый день я засыпаю и просыпаюсь счастливым. Не думал, что однажды всё будет так. Что Изабелла окажется кем-то большим, чем просто одной из многих женщин. Их было много. Блондинок. Брюнеток. Рыжеволосых. Кротких и готовых угождать. Строптивых и способных за себя постоять, но принимающих подарки. Юных с материальной зависимостью от родителей. И полностью самодостаточных. Но никто не был Изабеллой. И мне уже не казалось, что кто-то снова захочет детей со мной. Захочет ребёнка именно от меня.

Он целует меня куда-то в волосы около левого виска на одиннадцатой минуте фильма. Губы касаются тихо и неслышно по сравнению со звуками на фоне, но диалоги и саундтрек словно перестают существовать. Эдвард обнимает меня вокруг плеч и живота, и я откидываю голову назад, чтобы быть ближе. Прижимаюсь спиной к мужской груди, чувствуя себя любимой. И что моё сердце навсегда отдано Каллену. Без него я потеряна. Он словно компас для меня. Единственное, что указывает мне верный путь.

- Ты ведь позвонишь в своё модельное агентство? Я имею в виду, агенту. Скажешь, что намерена уйти?
- Я не уверена, - качаю головой я, прислоняя было поднесённую ко рту вилку к ободку буквально сверкающей тарелки, - до появления живота есть время, и...
- У тебя ещё есть обязательства? - молниеносно прерывает меня Эдвард, и его глаза смотрят непонимающе, - ты беспокоишься, что придётся заплатить неустойку и даже не одну? Если всё дело лишь в этом, я сделаю это.

Руки подрагивают, и та же дрожь особенно обосновывается в лодыжках, в то время как первые шаги приближают меня к Эдварду. Я и сама не понимаю, каким именно образом и когда конкретно встаю перед ним на колени и прикасаюсь к его лицу. Он вздрагивает, словно этот контакт открывает застарелую рану, вызывает кровотечение из неё, и кожа на кончиках моих пальцев не может не ощущать движение лицевых мышц, отдающее… усталостью души.

В течение минуты я понимаю, что ни одно фото не способно передать то, как сильно мальчики похожи между собой и соответственно на своего отца. Такие же взъерошенные бронзовые волосы, торчащие в разные стороны, разрез глаз, форма носа и губ, и даже овал лица. И лишь глаза васильково-синие. Видимо, в этом отношении победил материнский ген. Ген женщины, обладающей влиянием, которое мне и не снилось. Она позвонила, и это всё определило. Но, смотря на мальчишек, я чувствую лишь иррациональное желание их обнять. Полюбить и заботиться.

- Почему… я?
- Потому что ты лучшее, что случалось со мной за очень долгое и долгое время, Изабелла, - его слова обезоруживают меня. Дыхание перехватывает, и я ощущаю, что мне трудно глотать. Будто все эмоции сконцентрировались в горле и желают, чтобы их испытывали. Но, скорее всего, дело не совсем в них или контексте, или в том, каким уверенным и при этом не слишком громким голосом была произнесена фраза. А только лишь в Эдварде.

Я смотрю на Акрополь, находящийся в пяти минутах ходьбы от отеля, из большого окна, и иногда оживляю экран телефона. В какое-то мгновение цифры на нём знаменуют, что в Нью-Йорке уже почти час ночи. Слишком поздно, чтобы разрешать детям не спать. Даже в виде исключения. Особенно если утром им в школу. Но я думаю больше о том, отчего они там, и сколько времени Эдвард провёл, общаясь с женой лицом к лицу или по телефону, чтобы забрать мальчиков к себе. Как разводящиеся люди вообще настраиваются на жизнь вне брака?

Звонок в мою дверь раздаётся около девяти часов. Я открываю её и первым делом замечаю воду. Много воды, стекающей с волос по совершенно мокрому лицу в направлении не менее влажной одежды. На полу под мужскими ногами уже возникла небольшая лужица, будто Эдвард стоял снаружи моей квартиры какое-то время прежде, чем всё же нажал на кнопку. Он переступает порог, кажется, затратив на это последние силы. Я прикасаюсь к ткани распахнутого пальто, чтобы как можно быстрее снять верхнюю одежду.

- Ты уже приняла решение?
- Я не уверена, что то, чего ты вроде как хочешь, может получиться между нами в действительности.
- Я не вроде как хочу, а хочу, - с нажимом в голосе исправляет он и тут же продолжает, - почему ты так считаешь, Изабелла?
- Потому что ты плохо справляешься с неприятными и неудобными лично для тебя ситуациями.

Я отвожу взгляд в сторону, начиная нуждаться в минутке относительного уединения, но начисто забываю о возможности ощутить его хотя бы в незначительной степени, когда за спинами своих родителей замечаю Эдварда Каллена. Стоящего около стойки метрдотеля и даже через всё существующее между нами расстояние внушающего трепет, желание близости и соблазн. Пристальный взгляд, поза хозяина жизни, очередной идеально сидящий костюм. На этот раз изумрудного цвета. Но я вижу не только это.

Я хочу прикасаться сразу везде, и осознание необходимости сделать выбор почти разрывает меня на части. Мои руки отдают предпочтение лицу. Потому что Эдвард Каллен, с которым я познакомилась на благотворительном вечере, никогда не смотрел на меня так, как сейчас. Словно его реально тянет ко мне. Словно прямо в эту самую минуту происходит что-то особенное и сокровенное. Значительное. Важное. То, что он никогда не сможет выкинуть из головы и забыть. Сколько бы кроватей и других женщин не ждало его впереди.

- Я ещё посмотрю на тебя, когда ты начнёшь изнывать от жары в этих брюках.
- Кто сказал, что я не привёз с собой шорты? - Каллен чуть ли не бросает свою сумку на диван, который я заняла, и склоняется ко мне, шумно вдыхая воздух около моих губ и овевая их своим дыханием. - Я бы поцеловал тебя прямо здесь и сейчас, не будь вокруг всех этих людей, но поскольку они тут есть, то это вряд ли хорошая идея.